1 Доктор божией коровке Назначает рандеву, Штуки столь не видел ловкой С той поры, как я живу, Ни во сне, ни наяву. Веря докторской сноровке, Затесалася в траву К ночи божия коровка. И, припасши булаву, Врач пришел на рандеву. У скалы крутой подножья Притаясь, коровка божья Дух не смеет перевесть, За свою страшится честь. Дщери нашей бабки Евы! Так-то делаете все вы! Издали: «Mon coeur, mon tout», -[1] А пришлось начистоту, Вам и стыдно, и неловко; Так и божия коровка — Подняла внезапно крик: «Я мала, а он велик!» Но, в любви не зная шутки, Врач сказал ей: «Это дудки! Мне ведь дело не ново, Уж пришел я, так того!» Кем наставлена, не знаю, К чудотворцу Николаю (Как то делалося встарь) Обратилась божья тварь. Грянул гром. В его компанье Разлилось благоуханье — И домой, не бегом, вскачь, Устрашась, понесся врач, Приговаривая: «Ловко! Ну уж божия коровка! Подстрекнул меня, знать, бес!» — Сколько в мире есть чудес! Октябрь (?) 1868 2 Навозный жук, навозный жук, Зачем, среди вечерней тени, Смущает доктора твой звук? Зачем дрожат его колени? O врач, скажи, твоя мечта Теперь какую слышит повесть? Какого ропот живота Тебе на ум приводит совесть? Лукавый врач, лукавый врач! Трепещешь ты не без причины — Припомни стон, припомни плач Тобой убитой Адольфины! Твои уста, твой взгляд, твой нос Ее жестоко обманули, Когда с улыбкой ты поднес Ей каломельные пилюли… Свершилось! Памятен мне день — Закат пылал на небе грозном — С тех пор моя летает тень Вокруг тебя жуком навозным… Трепещет врач — навозный жук Вокруг него, в вечерней тени, Чертит круги — а с ним недуг, И подгибаются колени… Ноябрь (?) 1868 3 «Верь мне, доктор (кроме шутки!),- Говорил раз пономарь,- От яиц крутых в желудке Образуется янтарь!» Врач, скептического складу, Не любил духовных лиц И причетнику в досаду Проглотил пятьсот яиц. Стон и вопли! Все рыдают, Пономарь звонит сплеча — Это значит: погребают Вольнодумного врача. Холм насыпан. На рассвете Пир окончен в дождь и грязь, И причетники мыслете Пишут, за руки схватясь. «Вот не минули и сутки,- Повторяет пономарь,- А уж в докторском желудке Так и сделался янтарь!» Ноябрь (?) 1868 4 БЕРЕСТОВАЯ БУДОЧКА В берестовой сидя будочке, Ногу на ногу скрестив, Врач наигрывал на дудочке Бессознательный мотив. Он мечтал об операциях, О бинтах, о ревене, О Венере и о грациях… Птицы пели в вышине. Птицы пели и на тополе, Хоть не ведали о чем, И внезапно все захлопали, Восхищенные врачом. Лишь один скворец завистливый Им сказал как бы шутя: «Что на веточках повисли вы, Даром уши распустя? Песни есть и мелодичнее, Да и дудочка слаба,- И врачу была б приличнее Оловянная труба!» Между 1868 и 1870 5 Муха шпанская сидела На сиреневом кусте, Для таинственного дела Доктор крался в темноте. Вот присел он у сирени; Муха, яд в себе тая, Говорит: «Теперь для мщенья Время вылучила я!» Уязвленный мухой больно, Доктор встал, домой спеша, И на воздухе невольно Выкидает антраша. От людей ночные тени Скрыли доктора полет, И победу на сирени Муха шпанская поет.