Жил-был однажды король, и с ним жила королева, Оба любили друг друга, и всякий любил их обоих. Правда, и было за что их любить; бывало, как выйдет В поле король погулять, набьет он карман пирогами, Бедного встретит — пирог! «На, брат,- говорит,- на здоровье!» Бедный поклонится в пояс, а тот пойдет себе дальше. Часто король возвращался с пустым совершенно карманом. Также случалось порой, что странник пройдет через город, Тотчас за странником шлет королева своих скороходов. «Гей,- говорит,- скороход! Скорей вы его воротите!» Тот воротится в страхе, прижмется в угол прихожей, Думает, что-то с ним будет, уж не казнить привели ли? АН совсем не казнить! Ведут его к королеве. «Здравствуйте, братец,- ему говорит королева,- присядьте. Чем бы попотчевать вас? Повара, готовьте закуску!» Вот повара, поварихи и дети их, поваренки, Скачут, хлопочут, шумят, и варят, и жарят закуску. Стол приносят два гайдука с богатым прибором. Гостя сажают за стол, а сами становятся сзади. Странник садится, жует да, глотая, вином запивает, А королева меж тем бранит и порочит закуску: «Вы,- говорит,- на нас не сердитесь, мы люди простые. Муж ушел со двора, так повара оплошали!» Гость же себе на уме: «Добро, королева, спасибо! Пусть бы везде на дороге так плохо меня угощали!» Вот как жили король с королевой, и нечего молвить, Были они добряки, прямые, без всяких претензий… Кажется, как бы, имея такой счастливый характер, Им счастливым не быть на земле? Ан вышло иначе! Помнится, я говорил, что жители все королевства Страх короля как любили. Все! Одного исключая! Этот один был монах, не такой, как бывают монахи, Смирные, скромные, так что и громкого слова не молвят. Нет, куда! Он первый был в королевстве гуляка! Тьфу ты! Ужас берет, как подумаешь, что за буян был! А меж тем такой уж пролаз, такая лисица, Что, пожалуй, святым прикинется, если захочет. Дьяком он был при дворе; то есть если какие бумаги Надобно было писать, то ему их всегда поручали. Так как король был добряк, то и всех он считал добряками, Дьяк же то знал, и ему короля удалося уверить, Что святее его на свете нет человека. Добрый король с ним всегда и гулял, и спал, и обедал, «Вот,- говаривал он, на плечо опираясь монаха,- Вот мой лучший друг, вот мой вернейший товарищ». Да, хорош был товарищ! Послушайте, что он за друг был! Раз король на охоте, наскучив быстрою скачкой, Слез, запыхавшись, с коня и сел отдохнуть под дубочки. Гаркая, гукая, мимо его пронеслась охота, Стихли мало-помалу и топот, и лай, и взыванья. Стал он думать о разных делах в своем королевстве: Как бы счастливее сделать народ, доходы умножить, Податей лишних не брать, а требовать то лишь, что можно. Вдруг шорохнулись кусты, король оглянулся и видит, С видом смиренным монах стоит, за поясом четки, «Ваше величество,- он говорит,- давно мне хотелось Тайно о важном деле с тобою молвить словечко! Ты мой отец, ты меня и кормишь, и поишь, и кров мне От непогоды даешь, так как тебя не любить мне!» В ноги упал лицемер и стал обнимать их, рыдая. Бедный король прослезился: «Вставай,- говорит он,- вставай, брат! Все, чего хочешь, проси! Коль только можно, исполню!» — «Нет, не просить я пришел, уж ты и так мне кормилец! Хочется чем-нибудь доказать мне свою благодарность. Слушай, какую тебе я открою дивную тайну! Если в то самое время, как кто-нибудь умирает, Сильно ты пожелаешь, душа твоя в труп угнездится, Тело ж на землю падет и будет лежать без дыханья. Так ты в теле чужом хозяином сделаться можешь!» В эту минуту олень, пронзенный пернатой стрелою, Прямо на них налетел и грянулся мертвый об землю. «Ну,- воскликнул монах,- теперь смотри в оба глаза». Стал пред убитым оленем и молча вперил в него очи. Мало-помалу начал бледнеть, потом зашатался И без дыхания вдруг как сноп повалился на землю. В то же мгновенье олень вскочил и проворно запрыгал, Вкруг короля облетел, подбежал, полизал ему руку, Стал пред монаховым телом и грянулся б землю мертвый. Тотчас на ноги вспрянул монах как ни в чем не бывало — Ахнул добрый король, и вправду дивная тайна! Он в удивленье вскричал: «Как, братец, это ты сделал?» — «Ваше величество,- тот отвечал, лишь стоит серьезно Вам захотеть, так и вы то же самое можете сделать! Вот, например, посмотри: сквозь лес пробирается серна, В серну стрелой я пущу, а ты, не теряя минуты, В тело ее перейди, и будешь на время ты серной». Тут монах схватил самострел, стрела полетела, Серна прыгнула вверх и пала без жизни на землю. Вскоре потом упал и король, а серна вскочила. То лишь увидел монах, тотчас в королевское тело Он перешел и рожок поднял с земли королевский. Начал охоту сзывать, и вмиг прискакала охота. «Гей, вы, псари!- он вскричал.- Собак спустите со своров, Серну я подстрелил, спешите, трубите, скачите!» Прыгнул мнимый король на коня, залаяла стая, Серна пустилась бежать, и вслед поскакала охота. Долго несчастный король сквозь чащу легкою серной Быстро бежал, наконец он видит в сторонке пещеру, Мигом в нее он влетел, и след его псы потеряли. Гордо на статном коне в ворота въехал изменник, Слез на средине двора и прямо идет к королеве. «Милая ты королева моя,- изменник вещает,- Солнце ты красное, свет ты очей моих, месяц мой ясный, Был я сейчас на охоте, невесело что-то мне стало; Скучно, вишь, без тебя, скорей я домой воротился, Ах ты, мой перл дорогой, ах ты, мой яхонт бесценный!» Слышит его королева, и странно ей показалось: Видит, пред нею король, но что-то другие приемы, Тот, бывало, придет да скажет: «Здравствуй, хозяйка!», Этот же сладкий такой, ну что за сахар медович! Дня не прошло, в короле заметили все перемену. Прежде, бывало, придут к нему министры с докладами, Он переслушает всех, обо всем потолкует, посудит, Дело, подумав, решит и скажет: «Прощайте, министры!» Ныне ж, лишь только прийдут, ото всех отберет он бумаги, Бросит под стол и велит принесть побольше наливки. Пьет неумеренно сам да министрам своим подливает. Те из учтивости пьют, а он подливает все больше. Вот у них зашумит в голове, начнут они спорить, Он их давай поджигать, от спора дойдет и до драки, Кто кого за хохол, кто за уши схватит, кто за нос, Шум подымут, что все прибегут царедворцы, Видят, что в тронной министры катаются все на паркете, Сам же на троне король, схватившись за боки, хохочет. Вот крикунов разоймут, с трудом подымут с паркета, И на другой день король их улицы мыть отсылает: «Вы-де пьяницы, я-де вас научу напиваться, Это-де значит разврат, а я не терплю-де разврата!» Если ж в другой раз придет к нему с вопросом кухмейстер: «Сколько прикажешь испечь пирогов сегодня для бедных?» — «Я тебе дам пирогов,- закричит король в исступленье,- Я и сам небогат, а то еще бедных кормить мне! В кухню скорей убирайся, не то тебе розги, разбойник!» Если же странник пройдет и его позовет королева, Только о том лишь узнает король, наделает шуму. «Вон его,- закричит,- в позатыльцы его, в позатыльцы! Много бродяг есть на свете, еще того и смотри, что Ложку иль вилку он стянет, а у меня их немного!» Вот каков был мнимый король, монах-душегубец. А настоящий король меж тем одинокою серной Грустно средь леса бродил и лил горячие слезы. «Что-то,- он думал,- теперь происходит с моей королевой! Что, удалось ли ее обмануть лицемеру монаху? Уж не о собственном плачу я горе, уж пусть бы один я В деле сем пострадал, да жаль мне подданных бедных!» Так сам с собой рассуждая, скитался в лесу он дремучем, Серны другие к нему подбегали, но только лишь взглянут В очи ему, как назад бежать они пустятся в страхе. Странное дело, что он, когда был еще человеком, В шорохе листьев, иль в пении птиц, иль в ветре сердитом Смысла совсем не видал, а слышал простые лишь звуки, Ныне ж, как сделался серной, то все ему стало понятно: «Бедный ты, бедный король,- ему говорили деревья,- Спрячься под ветви ты наши, так дождь тебя не замочит!» «Бедный ты, бедный король,- говорил ручеек торопливый,- Выпей струи ты мои, так жажда тебя не измучит!» «Бедный ты, бедный король,- кричал ему ветер сердитый,- Ты не бойся дождя, я тучи умчу дождевые!» Птички порхали вокруг короля и весело пели. «Бедный король,- они говорили,- мы будем стараться Песней тебя забавлять, мы рады служить, как умеем!» Шел однажды король через гущу и видит, на травке Чижик лежит, умирая, и тяжко, с трудом уже дышит. Чижик другой для него натаскал зеленого моху, Стал над головкой его, и начали оба прощаться. «Ты прощай, мой дружок,- чирикал чижик здоровый,- Грустно будет мне жить одному, ты сам не поверишь!» — «Ты прощай, мой дружок,- шептал умирающий чижик,- Только не плачь обо мне, ведь этим ты мне не поможешь, Много чижиков есть здесь в лесу, ты к ним приютися!» — «Полно,- тот отвечал,- за кого ты меня принимаешь! Может ли чижик чужой родного тебя заменить мне?» Он еще говорил, а тот уж не мог его слышать! Тут внезапно счастливая мысль короля поразила. Стал перед птичкою он, на землю упал и из серны Сделался чижиком вдруг, вспорхнул, захлопал крылами, Весело вверх поднялся и прямо из темного леса В свой дворец полетел. Сидела одна королева; В пяльцах она вышивала, и капали слезы на пяльцы. Чижик в окошко впорхнул и сел на плечо к королеве, Носиком начал ее целовать и песню запел ей. Слушая песню, вовсе она позабыла работу. Голос его как будто бы ей показался знакомым, Будто она когда-то уже чижика этого знала, Только припомнить никак не могла, когда это было. Слушала долго она, и так ее тронула песня, Что и вдвое сильней потекли из очей ее слезы. Птичку она приласкала, тихонько прикрыла рукою И, прижав ко груди, сказала: «Ты будешь моею!» С этой поры куда ни пойдет королева, а чижик Так за ней и летит и к ней садится на плечи. Видя это, король, иль правильней молвить, изменник, Тотчас смекнул, в чем дело, и говорит королеве: «Что это, душенька, возле тебя вертится все чижик? Я их терпеть не могу, они пищат, как котенки, Сделай ты одолженье, вели его выгнать в окошко!» — «Нет,- говорит королева,- я с ним ни за что не — «Ну, так, по крайней мере, вели его ты изжарить. Пусть мне завтра пораньше его подадут на закуску!» Страшно сделалось тут королеве, она еще больше Стала за птичкой смотреть, а тот еще больше сердитый. Вот пришлось, что соседи войну королю объявили. Грянули в трубы, забили в щиты, загремели в литавры, С грозным оружьем к стенам городским подступил неприятель, Город стал осаждать и стены ломать рычагами. Вскоре он сделал пролом, и все его воины с криком Хлынули в город и прямо к дворцу короля побежали. Входят толпы во дворец, все падают ниц царедворцы. Просят пощады, кричат, но на них никто и не смотрит, Ищут все короля и нигде его не находят. Вот за печку один заглянул, ан глядь!- там, прикрывшись, Бледный, как тряпка, король сидит и дрожит как осина. Тотчас схватили его за хохол, тащить его стали, Но внезапно на них с ужасным визгом и лаем Бросился старый Полкан, любимый пес королевский. Смирно лежал он в углу и на все смотрел равнодушно. Старость давно отняла у Полкана прежнюю ревность, Но, увидя теперь, что тащат его господина, Кровь в нем взыграла, он встал, глаза его засверкали, Хвост закрутился, и он полетел господину на помощь… Бедный Полкан! Зачем на свою он надеялся силу! Сильный удар он в грудь получил и мертвый на землю Грянулся,- тотчас в него перешел трусишка изменник, Хвост поджал и пустился бежать, бежать без оглядки. Чижик меж тем сидел на плече у милой хозяйки. Видя, что мнимый король обратился со страху в Полкана, В прежнее тело свое он скорей перешел и из птички Сделался вновь королем. Он первый попавшийся в руки Меч схватил и громко вскричал: «За мною, ребята!» Грозно напал на врагов, и враги от него побежали. Тут, обратившись к народу: «Послушайте, дети,- он молвил,- Долго монах вас морочил, теперь он достиг наказанья, Сделался старым он псом, а я королем вашим прежним!» — «Батюшка!- крикнул народ,- и впрямь ты король наш родимый!» Все закричали «ура!» и начали гнать супостата. Вскоре очистился город, король с королевою в церковь Оба пошли и набожно там помолилися богу. После ж обедни король богатый дал праздник народу. Три дни народ веселился. Достаточно ели и пили, Всяк короля прославлял и желал ему многие лета.