С. А. Полякову Проходят толпы с фабрик прочь. Отхлынули в пустые дали. Над толпами знамена в ночь Кровавою волной взлетали. Мы ехали. Юна, свежа, Плеснула перьями красотка. А пуля плакала, визжа, Над одинокою пролеткой. Нас обжигал златистый хмель Отравленной своей усладой. И сыпалась — вон там — шрапнель Над рухнувшею баррикадой. В «Aquarium’е» с ней шутил Я легкомысленно и метко. Свой профиль теневой склонил Над сумасшедшею рулеткой, Меж пальцев задрожавших взяв Благоуханную сигару, Взволнованно к груди прижав Вдруг зарыдавшую гитару. Вокруг широкого стола, Где бражничали в тесной куче, Венгерка юная плыла, Отдавшись огненной качуче. Из-под атласных, темных вежд Очей метался пламень жгучий; Плыла: — и легкий шелк одежд За ней летел багряной тучей. Не дрогнул юный офицер, Сердито в пол палаш ударив, Как из раздернутых портьер Лизнул нас сноп кровавых зарев. К столу припав, заплакал я, Провидя перст судьбы железной: «Ликуйте, пьяные друзья, Над распахнувшеюся бездной. Луч солнечный ужо взойдет; Со знаменем пройдет рабочий: Безумие нас заметет — В тяжелой, в безысходной ночи. Заутра брызнет пулемет Там в сотни возмущенных грудей; Чугунный грохот изольет, Рыдая, злая пасть орудий. Метелицы же рев глухой Нас мертвенною пляской свяжет,- Заутра саван ледяной, Виясь, над мертвецами ляжет, Друзья мои…» И банк метал В разгаре пьяного азарта; И сторублевики бросал; И сыпалась за картой карта. И, проигравшийся игрок, Я встал: неуязвимо строгий, Плясал безумный кэк-уок, Под потолок кидая ноги. Суровым отблеском покрыв, Печалью мертвенной и блеклой На лицах гаснущих застыв, Влилось сквозь матовые стекла — Рассвета мертвое пятно. День мертвенно глядел и робко. И гуще пенилось вино, И щелкало взлетевшей пробкой.