Борис Пастернак — 9-е января

Какая дальность расстоянья! В одной из городских квартир B столовой речь о ляоляне, А в детской тушь и транспортир. Январь, и это год цусимы, И, верно, я латынь зубрю, И время в хлопьях мчится мимо По старому календарю. Густеют хлопья, тают слухи, Густеют слухи, тает снег. Bыходят книжки в новом духе, А в старом возбуждают смех. И вот, уроков не доделав, Я сплю, и где-то в тот же час Толпой стоят в дверях отделов, И время старит, мимо мчась. И так велик наплыв рабочих, Что в зал впускают в два ряда. Их предостерегают с бочек. Нет, им не причинят вреда. Толпящиеся ждут гапона. Весь день он нынче сам не свой: Их челобитная законна, Он им клянется головой. Неужто ж он их тащит в омут? В ту ночь, как голос их забот, Он слышан из соседних комнат До отдаленнейших слобод. Крепчает ветер, крепнет стужа, Когда, лизнув пистон патрона, Дух вырывается наружу В столетье, в ночь, за ворота. Когда рассвет столичный хаос Окинул взглядом торжества, Уже, мотая что-то на ус, Похаживали пристава. Невыспавшееся событье, Как провод, в воздухе вися, Обледенелой красной нитью Опутывало всех и вся. Оно рвалось от ружей в козлах, Отвойск и воинских затей В объятья любящих и взрослых И пестовало их детей. Еще пороли дичь проспекты, И только-только рассвело, Как уж оно в живую секту Толпу с окраиной слило. И лес темней у входа в штольню. Когда предместье лесом труб Сошлось, звеня, как сухожилье, За головами этих групп. Был день для них благоприятен, И снег кругом горел и мерз Артериями сонных пятен И солнечным сплетеньем верст. Когда же тронулись с заставы, Достигши тысяч десяти, Скрещенья улиц, как суставы, Зашевелились по пути. Их пенье оставляло пену В ложбине каждого двора, Сдвигало вывески и стены, Перемещало номера. И гимн гремел всего хвалебней, И пели даже старики, Когда передовому гребню Открылась ширь другой реки. Когда: «Да что там?» рявкнул голос, И что-то отрубил другой, И звук упал в пустую полость, И выси выгнулись дугой. Когда в тиши речной таможни, В морозной тишине земли Сухой, опешившей, порожней Будто всем, что видит глаз, Ро-та! Bзвилось мечом дамокла, И стекла уши обрели: Рвануло, отдало и смолкло, И миг спустя упало: пли! И вновь на набережной стекла, Глотая воздух, напряглись. Рвануло, отдало и смолкло, И вновь насторожилась близь. Толпу порол ружейный ужас, Как свежевыбеленный холст. И выводок кровавых лужиц У ног, не обнаружась, полз. Рвало и множилось и молкло, И камни их и впрямь рвало Горячими комками свеклы Хлестало холодом стекло. И в третий раз притихли выси, И в этот раз над спячкой барж Взвилось мечом дамокла: рысью! И лишь спустя мгновенье: марш!