Из неоконченной поэмы Вступление 1 Нас время балует победами, И вещи каждую минуту Все сказочнее и неведомей В зеленом зареве салюта. Все смотрят, как ракета, падая, Ударится о мостовую, За холостою канонадою Припоминая боевую. На улице светло, как в храмине, И вид ее неузнаваем. Мы от толпы в ракетном пламени Горящих глаз не отрываем. 2 В пути из армии, нечаянно На это зарево наехав, Встречает кто-нибудь окраину В блистании своих успехов. Он сходит у опушки рощицы, Где в черном кружеве, узорясь, Ночное зарево полощется Сквозь веток реденькую прорезь. И он сухой листвою шествует На пункт проверочно-контрольный Узнать, какую новость чествуют Зарницами первопрестольной. Там называют операцию, Которой он и сам участник, И он столбом иллюминации Пленяется, как третьеклассник. 3 И вдруг его машина портится, Опять с педалями нет сладу. Ругаясь, как казак на Хортице, Он ходит, чтоб унять досаду. И он отходит к ветлам, стелющим Вдоль по лугу холсты тумана, И остается перед зрелищем, Прикованный красой нежданной. Болотной непроглядной гущею Чернеют заросли заречья, И город, яркий, как грядущее, Вздымается из тьмы навстречу. 4 Он думает: «Я в нем изведаю, Что и не снилось мне доселе, Что я купил в крови победою И видел в смотровые щели. Мы на словах не остановимся, Но, точно в сновиденьи вещем, Еще привольнее отстроимся И лучше прежнего заблещем». Пока мечтами горделивыми Он залетает в край бессонный, Его протяжно, с перерывами Зовет с дороги рев клаксона. Глава первая 1 В искатели благополучия Писатель в старину не метил. Его герой болел падучею, Горел и был страданьем светел. Мне думается, не прикрашивай Мы самых безобидных мыслей, Писали б, с позволенья вашего, И мы, как Хемингуэй и Пристли. Я тьму бумаги перепачкаю И пропасть краски перемажу, Покамест доберусь раскачкою До истинного персонажа. Зато без всякой аллегории Он — зарево в моем заглавьи, Стрелок, как в песнях Черногории, И служит в младшем комсоставе. 2 Все было громко, неожиданно, И спор горяч, и чувства пылки, И все замолкло, все раскидано. Супруги спят. Блестят бутылки. С ней вышел кто-то в куртке хромовой. Она смутилась: «Ты, Володя? Я только выпущу знакомого». — А дети где? — «На огороде. Я их тащу домой, — противятся». — Кого ты это принимала? — «Делец. Приятель сослуживицы. Достал мне соды и крахмалу. Да, подвигам твоим пред родиной Здесь все наперечет дивятся. Все говорят: звезда Володина Уже не будет затмеваться. Особенно с губою заячьей Пристал как банный лист поганый: — Вы заживете припеваючи…» — Повесь мне полотенце в ванну. 3 Ничем душа не озадачена Его дрожащей половины. Набит нехитрой всякой всячиной, Как прежде, ум ее невинный. Обыкновенно напомадится, Табак, цыганщина и гости. Как лямка, тяжкая нескладится, И дети бедные в коросте. А он не вор и не пропойца, Был ранен, захватил трофеи… И он, раздевшись, жадно моется И мылит голову и шею. 4 Ах это своеволье Катино! Когда ни вспомнишь, перепалка Из-за какой-нибудь пошлятины. Уйти — детей несчастных жалко. Детей несчастных и племянницу. Остаться — обстановка давит. Но если с ней он и расстанется, Детей в обиде не оставит. Он надышался смертью, порохом, Борьбой, опасностями, риском И стал чужой мышиным шорохам И треснувшим горшкам и мискам. Он не изменит жизни воина, Бесстрашью братии бродячей, Лесам, стоянке неустроенной, Боям, поступкам наудачу! А горизонты с перспективами! А новизна народной роли! А вдаль летящее прорывами И победившее раздолье! А час, пробивший пред неметчиной, И внятно — за морем и дома Всем человечеством замеченный Час векового перелома! Ай время! Ай да мы! Подите-ка Считали: рохли, разгильдяи. Да это ж сон, а не политика! Вот вам и рохли! Поздравляю. Большое море взбаламучено! И, видя, что белье закапал, Он все не попадает в брючину И, крякнув, ставит ногу на пол. 5 «Дай мне уснуть. Не разговаривай. Нельзя ли, право, понормальней». Он видит сон. Лесное зарево С горы заглядывает в спальню. Он спит, и зубы сжаты в скрежете. Он стонет. У него диалог С какой-то придорожной нежитью Его двойник смешон и жалок. «Вам не до нас, такому соколу. В честь вас пускают фейерверки. Хоть я все время терся около, Нас не видать, мы недомерки. Не пью и табаку не нюхаю, Но, выпив на поминках тети, Ползу домой чуть-чуть под мухою. Прошу простить. Не подвезете? Над рощей буквы трехаршинные Зовут к далеким идеалам. Вам что, вы со своей машиною, А пехтурою, пешедралом? За полосатой перекладиной, Где предъявляются бумаги, Прогалина и дачка дядина. Свой огород, грибы в овраге. Мой дядя жертва беззакония, Как все порядочные люди. В лесу их целая колония, А в чем ошибка правосудья? У нас ни ведер, ни учебников, А плохи прачки, педагоги. С нас спрашивают, как с волшебников, А разве служащие — боги?» — Да, боги, боги, слякоть клейкая, Да, либо боги, либо плесень. Не пользуйся своей лазейкою, Не пой мне больше старых песен. Нытьем меня своим пресытили, Ужасное однообразье. Пройди при жизни в победители И вою ей диктуй в приказе. Вертясь, как бес перед заутреней, Перед душою сердобольной, Ты подменял мой голос внутренний. Я больше не хочу. Довольно. 6 «Володя, ты покрыт испариной. Ты стонешь. У тебя удушье?» — Во сне мне новое подарено, И это к лучшему, Катюша. Давай не будем больше ссориться. И вспомним, если в стенах этих Оно когда-нибудь повторится, О нашем будущем и детях. — Из кухни вид. Оконце узкое За занавескою в оборках, И ходики, и утро русское На русских гордских задворках. И золотая червоточина На листьях осени горбатой, И угол, бомбой развороченный, Где лазали его ребята.