Счастливый голос в трубке телефонной: — Люблю, люблю! Без памяти! Навек! Люблю несокрушимо и бездонно! — И снова горячо и восхищенно: — Вы самый, самый лучший человек! Он трубку, улыбаясь, положил. Бил в стекла ветер шумно и тревожно. Ну что сказать на этот буйный пыл? И вообще он даже не решил, Что хорошо, а что тут невозможно? Ее любовь, ее счастливый взгляд, Да, это праздник радости, и все же На свете столько всяческих преград, Ведь оболгут, опошлят, заедят, К тому ж он старше, а она моложе. Ну что глупцам душа или талант! Ощиплют под чистую, как цыпленка, Начнут шипеть:— Известный музыкант, И вдруг нашел почти наивный бант, Лет двадцать пять… практически девчонка… Но разве чувство не бывает свято? И надо ль биться с яркою мечтой? Ведь были же и классики когда-то, Был Паганини в пламени заката, Был Верди. Были Тютчев и Толстой. А впрочем, нет, не в этом даже дело, И что такое этажи из лжи И всяческие в мире рубежи Пред этим взглядом радостным и смелым! Ведь если тут не пошлость и не зло И главный смысл не в хмеле вожделений, А если ей и впрямь его тепло Дороже всех на свете поклонений?! И если рвется в трубке телефонной: — Люблю, люблю! Без памяти! Навек! Люблю несокрушимо и бездонно! — И снова горячо и восхищенно: — Вы самый, самый лучший человек! Так как решить все «надо» и «не надо»! И как душе встревоженной помочь? И что важней: житейские преграды Иль этот голос, рвущийся сквозь ночь? Кидая в ночь голубоватый свет, Горит вдали последняя звезда, Наверно, завтра он ответит «нет», Но нынче, взяв подаренный портрет, Он по-секрету тихо скажет «да»!