Когда ты прожил три весны всего, Мир ярок, словно птичье оперенье! Но чем ты больше ищешь с ним общенья Тем меньше допускают до нею. И в шустрых пять, и в бойких восемь лет Живешь, все те же тяготы меся: «Да» слышишь редко, чаще слышишь — «Нет!» Запрет на это и на то запрет, Ну просто, в общем, ничего нельзя! Нельзя в футбол под окнами гонять И в дом со свалки принести щенка. Нельзя сарай как крепость штурмовать И кинуть с крыши бомбу из песка. Ни засидеться с книгой допоздна, Ни эскимо наесться до отвала. Ни выпрыгнуть к ребятам из окна, Ни в чьих-то кур пальнуть из самопала. И думал я, лишаясь пистолетов: «Ну, ничего, вот вырасту большой… Что взрослым-то? Им, взрослым, хороню, Живи себе и — никаких запретов! Ребятам вечно пальцами грозя, Ворчат, ворчат… Ах даже слушать тошно! А вот себе не говорят — нельзя, А вот себе-то все, что хочешь, можно!» О детство, детство — розовый восход, Где все вокруг бескомпромиссно просто! Когда б я знал про нее запреты взрослым. Я б задержался в детстве хоть па год!.. Как выяснилось, взрослым тоже нет Покоя от инструкций и рецептов: Почти на все приятное — запрет. На все, что скучно —- никаких запретов! Ну как непросто с теми же врачами, С людьми, что, охраняя нас, норой Стоят несокрушимою стеной Меж радостями нашими и нами. Нельзя полнеть, нельзя курить табак, Тем более страстями увлекаться… Конечно же и пить нельзя никак, И даже к кружке пива прикасаться. И вечно всеми карами грозя, Они твердят нам: «Будьте осторожны!» А вот себе не говорят — нельзя, А вот себе-то все, что хочешь, можно! Нет, в жизни взрослых не один запрет! А в институте или где-то в главке Забудь навек про доводы и справки, Когда начальство отрезает:— Нет! Однако же оно не давит силой: — Никак нельзя. Я рад бы всей душой. Но есть приказ, инструкция, мой милый, Параграф вот такой-то и такой. И требует, с улыбкою грозя, Чтоб пункты выполнялись непреложно. И лишь себе не говорит — нельзя, И лишь себе нее очень даже можно! Но суть не в том, что кто-то там, скользя. Порой хитрит и что-то нарушает, А речь идет о «можно» и «нельзя», Что нас почти с пеленок окружают. Предвижу удивленье:— Как же так?! Вы что ж, за беззакония на свете? Не надо шуток. Хаос или мрак,— Такого не предложат ни чудак, Ни даже вовсе крохотные дети, Ведь дело в том. что как порой ни сложно, Но все-таки, товарищи-друзья, Но слишком ли уж мало этих «можно»? Не многовато ль всяческих «нельзя»?! Не надо мне на это возражать. Об этом «можно», кажется, сказать!