I Вьюга метет неровно, Бьет снегом в глаза и рот, И хочет она Петровну С обрыва швырнуть на лед. А та, лишь чуть-чуть сутулясь И щеки закрыв платком, Шагает, упрямо щурясь, За рослым проводником. Порой он басит нескладно: — Прости уж… что так вот… в ночь., Она улыбается:— Ладно! Кто будет-то, сын иль дочь? А утром придет обратно И скажет хозяйке:— Ну, Пацан! Да такой занятный, Почти шестьдесят в длину. Поест и, не кончив слова, Устало сомкнет глаза… И кажется, что готова До завтра проспать! Но снова Под окнами голоса… Охотник ли смят медведем, Рыбак ли попал в беду, Болезнь ли подкралась к детям: — Петровна, родная, едем! — Сейчас я… Иду, иду!.. «Петровнушкой» да «Петровной» Не месяц, не первый год Застенчиво и любовно Зовет ее тут народ. Хоть, надо сказать, Петровне Нету и сорока, Ей даже не тридцать ровно, Ей двадцать седьмой пока! В решительную минуту Нервы не подвели, Когда раздавали маршруты,— Прямо из института Шагнула на край земли. А было несладко? Было! Да так, что раз поутру Поплакала и решила: — Не выдержу, удеру! А через час от дома, Забыв про хандру и страх, Летела уже в санях Сквозь посвист пурги к больному. И все-таки было, было Одно непростое «но». Все горе в том, что любила Преданно и давно. И надо ж вот так, как дуре, Жить с вечной мечтой в груди: Он где-то в аспирантуре, А ты не забудь и жди!.. Но, видно, не ради смеха Тот свет для нее светил. Он все-таки к ней приехал. Не выдержал и приехал! Как видно, и сам любил! Рассветы все лето плыли Пожарами вдоль реки… Они превосходно жили И в селах людей лечили В два сердца, в четыре руки. Но дятел в свой маленький молот Стучит уж: готовь закрома, Тайга — это вам не город, Скоро пурга и холод — Северная зима. И парень к осени словно Чуточку заскучал, Потом захандрил, безусловно, Печально смотрел на Петровну, Посвистывал и молчал. Полный дальних проектов, Спорил с ней. Приводил Сотни разных моментов, Тысячи аргументов. И все же смог, убедил. Сосны слезой гудели, Ныли тоской провода: Что же ты, в самом деле?! Куда ты, куда, куда? А люди не причитали. Красив, но суров их край. Люди, они понимали: Тайга — не столичный рай. Они лишь стояли безмолвно На холоде битый час, Ты не гляди, Петровна, Им только в глаза сейчас. Они ведь не осуждают. И, благодарны тебе, Они тебя провожают К новой твоей судьбе. А грусть? Ну так ты ведь знаешь, Тебе-то легко понять: Когда душой прирастаешь, Это непросто — рвать! От дома и до машины Сорок шагов всего. Спеши же по тропке мимо, Не глядя ни на кого. Чтоб вдруг не заныло сердце И чтоб от прощальных слов Не дрогнуть, не разреветься! — Ты скоро ли? Я готов! Ну вот они все у хаты, Сколько же их пришло: Охотники и ребята, Косцы, трактористы, девчата, Да тут не одно село! Как труден шаг на крыльцо… В горле сушь, как от жажды. Ведь каждого, каждого, каждого Не просто знала в лицо! Помнишь, как восемь суток Сидела возле Степана. Взгляд по-бредовому жуток, Предплечье — сплошная рана. Поднял в тайге медведя. Сепсис. Синеет рука… В город везти — не доедет. А рана в два кулака… Как только не спасовала? — Сама бы сказать не смогла. Но только взялась. Сшивала, Колола и бинтовала, И ведь не сдалась. Спасла! После профессор долго Крутил его и вздыхал. — Ну, милая комсомолка, Просто не ожидал! Помнишь доярку Зину, Тяжкий ее плеврит? Вон она у рябины, Плачет сейчас и молчит. А комбайнер Серега? Рука в барабане… Шок… Ты с ним провозилась много. Но жив! И работать смог! А дети? Ну разве мало За них довелось страдать? Этих ты принимала, Других от хвороб спасала, И всем как вторая мать! Глаза тоскуют безмолвно… Фразы:— Счастливый путь!.. Аннушка! Анна Петровна! Будь счастлива! Не забудь! Сорок шагов к машине… Сорок шагов всего! А сердце горит и стынет, Бьется, как вихрь в лощине, И не сдержать его! Сорок всего-то ровно… И город в огнях впереди… Ну что же ты встала, Петровна? Иди же, скорей иди! Дорожный билет в кармане Жжет, словно уголь, грудь. Все как в сплошном тумане… Ни двинуться, ни шагнуть. И, будто нарочно, Ленка — Дочь Зины, смешной попугай, Вдруг, побелев как стенка, Прижалась с плачем к коленкам: «Не надо! Не уезжай!» Петровна, еще немного… Он у машины. Ждет… Совсем немного вперед, И вдаль полетит дорога! «Бегу, как от злой напасти, От жизни. Куда, зачем? А может, вот это и счастье — Быть близкой и нужной всем?! Так что же, выходит, мало. От лучших друзей бегу!» Вдруг села на тюк устало И глухо-глухо сказала: — Не еду я… не могу!.. Не еду, не уезжаю! — И, подавляя дрожь, Шагнула к нему:— Я знаю, Ты добрый, ты все поймешь! Прости меня… Не упрямься… Прошу… Ну, почти молю! При всех вот прошу: останься! Я очень тебя люблю! И будто прорвало реку: Разом во весь свой пыл К приезжему человеку Кинулись все, кто был. Заговорили хором — Грусть как рукой смело,— Каким будет очень скоро Вот это у них село. Какая будет больница И сколько новых домов, Телецентр подключится, А воздух? Такой в столице Не купишь за будь здоров! Тот даже заколебался: — Ой, хитрые вы, друзья! — Хмурился, улыбался И вроде почти остался. Но после вздохнул:— Нельзя!. И тихо Петровне:— Слушай, Так не решают вопрос. Очнись. Не мотай мне душу! Ведь ты это не всерьез?! Романтика. Понимаю… Я тоже не вобла. Но Все это… я не знаю, Даже и не смешно! И там, там ведь тоже дело.— И взглядом ищет ответ. Петровна, белее мела, Прямо в глаза посмотрела: — Нет!— И еще раз:— Нет!.. Он тоже взглянул в упор И тоже жестко и хмуро: — Хорошая ты, но дура… И кончили разговор! Как же ты устояла? И как поборола печаль?.. Машина давно умчала, А ты все стояла, стояла, Глядя куда-то вдаль… Потом повернулась:— Будет!- Смахнула слезинки с глаз И улыбнулась людям: — Ну, здравствуйте еще раз! Забыть ли тебе, Петровна, Глаза, что тебя любя (В чем виноваты словно), Радостно и смущенно Смотревшие на тебя?! Все вдруг зашумели вновь: — Постой-ка, ну как же? Как ты? Выходит, что из-за нас ты Сломала свою любовь?! — Не бойтесь. Мне не в чем каяться. Это не ложный след. Любовь же так не ломается. Она или есть, или нет! В глазах ни тоски, ни смеха. Лишь сердце щемит в груди: «У-ехал, у-ехал, у-ехал… И что еще впереди?!» Что будет? А то и будет! Твердо к дому пошла. Но люди… Ведь что за люди! Сколько же в них тепла… В знак ласки и уваженья Они у ее крыльца, Застывшую от волненья, Растрогали до конца, Когда, от смущенья бурый, Лесник — седой человек — Большую медвежью шкуру Рывком постелил на снег. Жар в щеки! А сердце словно Сразу зашлось в груди!.. Шкуру расправил ровно: — Спасибо за все, Петровна, Шагни вот теперь… Входи! Слов уже не осталось… Взглянула на миг кругом, Шагнула, вбежала в дом И в первый раз разрыдалась… II На улице так темно, Что в метре не видно зданья. Только пришла с собранья, А на столе — письмо! Вот оно! Первый аист! С чем только ты заглянул? Села, не раздеваясь, Скинув платок на стул. Кто он — этот листочек: Белый иль черный флаг? Прыгают нитки строчек… Что ты? Нельзя же так! «…У вас там еще морозы, А здесь уже тает снег. Все в почках стоят березы В парках и возле рек. У нас было все, Анюта, Дни радости и тоски, Мне кажется почему-то, Что оба мы чудаки… Нет, ты виновата тоже: Решила, и все. Конец! Нельзя же вот так. А все же В чем-то ты молодец! В тебе есть какая-то сила. И хоть я далек от драм, Но в чем-то ты победила, А в чем — не пойму и сам. Скажу: мне не слишком нравится Жить так вот, себя закопав. Что-то во мне ломается, А что-то кричит: «Ты прав!» Я там же. Веду заочный. Поздравь меня — кандидат! Эх, как же я был бы рад… Да нет, ты сидишь там прочно! Скажу еще ко всему, Что просто безбожно скучаю, Но как поступить, не знаю И мучаюсь потому…» III Белым костром метели Все скрыло и замело, Сосны платки надели, В платьицах белых ели, Все что ни есть — бело! К ночи мороз крепчает, Лыжи как жесть звенят, Ветер слезу выжимает И шубку, беля, крахмалит, Словно врачебный халат. Ночь пала почти мгновенно, Синею стала ель, Синими — кедров стены, Кругом голубые тени И голубая метель… Крепчает пурга и в злобе Кричит ей:. «Остановись! Покуда цела — вернись, Не то застужу в сугробе!» Э, что там пурга-старуха! И время ли спорить с ней?! Сердце стучится глухо: «Петровна, скорей, скорей!» Лед на реке еще тонок, Пускай! Все равно — на лед! На прииске ждет ребенок, Он болен. Он очень ждет! Романтика? Подвиг? Бросьте! Фразы — сплошной пустяк! Здесь так рассуждают гости, А те, кто живут,— не так. Здесь трудность не ради шуток, Не веришь, так убедись. Романтика — не поступок, Романтика — это жизнь! Бороться, успеть, дойти И все одолеть напасти (Без всякой фразы, учти), Чтоб жизнь человеку спасти,— Великое это счастье! IV Месяц седую бороду Выгнул в ночи, как мост, Звезды висят над городом, Тысячи ярких звезд… Сосульки падают в лужицы, Город уснул. Темно. Ветер кружится, кружится, Ветер стучит в окно. Туда, где за шторой тихою Один человек не спит, Молча сидит за книгою И сигаретой дымит. К окошку шагнул. Откинул Зеленую канитель. Как клавиши ледяные, Позванивает капель. Ветер поет и кружит, Сначала едва-едва, Потом, все преграды руша, Гудит будто прямо в душу, А в ветре звучат слова: Трудно тебе и сложно… Я к вешним твоим ночам Примчал из глуши таежной, Откуда — ты знаешь сам. Да что говорить откуда! Ты понял небось и так. Хочешь увидеть чудо? Смотри же во тьму, чудак! Видишь, дома исчезают, Скрываются фонари, Они растворяются, тают… Ты дальше, вперед смотри… Видишь: тайга в метели Плывет из белесой тьмы, Тут нет никакой капели, Здесь полная власть зимы. Крутятся вихри юрко… А вот… в карусельной мгле Крохотная фигурка Движется по земле. Без всякой лыжни, сквозь ели, Сквозь режущий колкий снег Она под шабаш метели Упрямо движется к цели: Туда, где в беде человек! Сквозь полночь и холод жгучий, Сквозь мглистый гудящий вал Сощурься., взгляни получше! Узнал ты ее? Узнал? Узнал ты ее такую, Какую видел не раз: Добрую, озорную И вовсе ничуть не стальную, С мягкою синью глаз… Веки зажмурь и строго, Какая б ни шла борьба, Скажи, помолчав немного, Это ли не дорога? И это ли не судьба? Сейчас вам обоим больно. И может, пора сказать, Что думать уже довольно, Что время уже решать?! Снова город за стеклами. В город идет апрель, Снова пальцами звонкими По клавишам бьет капель… Нелепых сомнений ноша Тебе ли, чудак, идет? Вернись к ней с последней порошей, Вернись, если ты хороший! Она тебя очень ждет…