Людские завсегда нам видимы пороки. Своих не примечать, Других ценить и на других ворчать Мы ужасть как жестоки! Олень со Зайцем дружбу свел И с Зайцем разговор придворный он имел. Друг друга взапуски они превозносили, Своих знакомых поносили И так гласили: «Ты», Заяц говорил Оленю, «всем красив: И станом и рогами, Глазами, выступкой, проворностью, ногами. Одно лишь только есть, я слышал, — ты пужлив».— «Какой ужасный вздор!», Сказал ему Олень: «О мне и Лев, и даже весь известен двор; Тебе соврал какой-то пень. То правда, что всегда, Когда Услышу я собак, хоть их и не терплю, Привык давать скачки сразмаху; Но это не от страху, А с ними взапуски я бегаться люблю: И впрочем, ежели моей угодно воле, Я часто здесь на этом поле Лишь только захочу, Ужасно как собак щечу. Ты знаешь, я с тобой не стану лицемерить; А мне, равно, велишь ли верить? Сказали точно мне: когда собачий лай Раздастся в здешний край, Тогда возьмет тебя труслива суета».— «Какая», Заяц рек, «несносна клевета! Кто?.. Я!.. Чтоб я собак боялся! Клеветнику б тому в глаза ты насмеялся; Скажи ему, что он дурак: Не только я никак Не бегаю собак, Но с ними часто здесь играю на лугу. Приятель твой судил меня немножко строго: Знакомых и родни собак мне ужасть много; А в нужде я и сам с собакою смогу».— «Но чу!», сказал Олень, «их голос раздается, А мне из них в родне никто не доведется. Так верно то родня твоя, А не моя. Мое почтенье им, останься ты с друзьями: Мне быть неловко с вами. Так я отсель к своим знакомым побегу». Лай близок, храбрецы мои чуть-чуть умчались, Однако ж храбростью и после величались.