Ты грустна, мой друг, Анюта; Взор твой томен, вид уныл, Белый свет тебе постыл, Веком кажется минута. Грудь твоя, как легка тень При рассвете, исчезает, Иль, как в знойный летний день Белый воск от жару, тает. Ты скучаешь, — и с тобой Пошутить никто не смеет: Чуть зефир косынку взвеет, Иль стан легкий, стройный твой Он украдкой поцелует, От него ты прочь бежишь. Без улыбки уж глядишь, Как любезную милует Резвый, громкий соловей; Не по мысли всё твоей; Всё иль скучно, иль досадно, Всё не так, и всё не ладно. Если тонкий ветерок Розовый один листок На твою грудь белу бросит, Иль твой друг, Фидель[1] твоя, Увиваясь вкруг тебя, Поцелуя лишь попросит, Ты досадуешь на них. Как ручей, иссохший в поле, Не журчит по травке боле, Так твой резвый нрав утих. Что ж, мой друг, тому виною? Ты прекрасна, молода: Раз лишь встретиться с тобою — И без сердца навсегда; Раз вдохнуть лишь вздох твой страстный, Раз тебя поцеловать, Только раз — и труд напрасный Будет вольности искать. Взглянешь ты — в нас сердце тает; Улыбнешься — кровь кипит; И душа уж там летает, Где любовь нам рай сулит. Я не льщу — спроси — и то же Всякий скажет за себя: Пять минут с тобой дороже, Нежель веки без тебя. Отчего ж сей вид унылый? Льзя ль скучать, столь бывши милой? Ты молчишь — твой томный взгляд Устремился на наряд. Как в нечаянны морозы Вышед на поблекший луг, Нежна Клоя, Флоры друг, Воздыхая — и сквозь слезы, Видит побледневши розы, Так тебе, Анюта, жаль, Что французски тонки флёры, Щегольские их уборы, Легки шляпки, ленты, шаль , Как цветы от стужи, вянут — Скоро уж они не станут Веять вкруг твоих красот: Время счастья их пройдет. Скоро я пенять не стану, Что французский тонкий флёр, Равный легкому туману, Мой заманивая взор, Все утехи обещает И, рассеявши его, Не открывши ничего, Только сердце обольщает. И в цветы французских флор , В сей любимый твой убор, Тихое твое дыханье Перестанет жизнь вливать; Их волшебных роз сиянье Ты не станешь затмевать; Перед их лином[2] гордиться Ты не будешь белизной; Украшая пояс твой, Во сапфир не претворится Васильковая эмаль; Чиста лондонская сталь В нем зарями не заблещет. Чувствам сладких аромат На прелестный твой наряд Флора сенска[3] не восплещет. Шаль не будет развевать, Около тебя взвиваясь; И зефир, под ней скрываясь, Перестанет уж трепать Белу грудь твою высоку. Чем снабжал парижский свет Щегольской твой туалет, Терпит ссылку то жестоку, И всего того уж нет. Вот вина всей грусти, скуки: Этой горькой снесть разлуки Сил в тебе недостает. Так малиновка тосклива, Слыша хлады зимних дней, Так грустна, летя с полей, Где была дружком счастлива. Так печален соловей, Зря, что хлад долины косит, Видя, что Борей разносит Нежный лист с младых древес, Под которым он зарею Громкой песнию своею Оживлял тенистый лес. Но тебе ль, мой друг, опасна Трата всех пустых прикрас? Ими ль ты была прекрасна? Ими ль ты пленяла нас? Ими ль пламенные взоры Сладкий лили в сердце яд? И твои ль виной уборы, Что волнует кровь твой взгляд? Ах Анюта! как же мало Знаешь ты ценить себя! Или зеркало скрывало, Иль то тайна для тебя, Что ты столь, мой друг, прелестна? Не убором ты любезна, Не нарядом хороша: Всем нарядам ты — душа. Нужны ль розанам румяны, Чтобы цвет иметь багряный; Иль белилы для лилей, Чтоб казаться им белей? Труд не будет ли напрасный Свечку засветил, и день ясный, Чтобы солнышку помочь Прогонять угрюму ночь? Так уборы, пышность, мода, Слабы все перед тобой: Быв прекрасна, как природа, Ты мила сама собой. [1]Фидель — имя домашней собачки. [2]Лино — батист. [3]Флора Сенска — речь идет о французских духах.