Когда читал подвиги скандинавов, То думал видеть в нем героя В великолепном шишаке, С булатной саблею в руке И в латах древнего покроя. Я думал: в пламенных очах Сиять должно души спокойство, В высокой поступи — геройство И убежденье на устах. Но, закрыв книгу, я увидел совершенно противное. Прекрасный идеал исчез, и предо мной Явился вдруг… чухна простой: До плеч висящий волос И грубый голос, И весь герой — чухна чухной. Этого мало преображения. Герой начал действовать: ходить, и есть, и пить. Кушал необыкновенно поэтическим образом: Он начал драть ногтями Кусок баранины сырой, Глотал ее, как зверь лесной, И утирался волосами. Я не говорил ни слова. У всякого свой обычай. Гомеровы герои и наши калмыки то же делали на биваках. Но вот что меня вывело из терпения: перед чухонцем стоял череп убитого врага, окованный серебром, и бадья с вином. Представь себе, что он сделал! Он череп ухватил кровавыми перстами, Налил в него вина И всё хлестнул до дна… Не шевельнув устами. Я проснулся и дал себе честное слово никогда не воспевать таких уродов и тебе не советую.