Уже светило дня на западе горит И тихо погрузилось в волны!.. Задумчиво луна сквозь тонкий пар глядит На хляби и брега безмолвны. И всё в глубоком сне поморие кругом. Лишь изредка рыбарь к товарищам взывает, Лишь эхо глас его протяжно повторяет В безмолвии ночном. Я здесь, на сих скалах, висящих над водой, В священном сумраке дубравы Задумчиво брожу и вижу пред собой Следы протекших лет и славы: Обломки, грозный вал, поросший злаком ров, Столбы и ветхий мост с чугунными цепями, Твердыни мшистые с гранитными зубцами И длинный ряд гробов. Всё тихо: мертвый сон в обители глухой. Но здесь живет воспоминанье: И путник, опершись на камень гробовой, Вкушает сладкое мечтанье. Там, там, где вьется плющ по лестнице крутой, И ветр колышет стебль иссохшия полыни, Где месяц осребрил угрюмые твердыни Над спящею водой, — Там воин некогда, Одена храбрый внук, В боях приморских поседелый, Готовил сына в брань, и стрел пернатых пук, Броню заветну, меч тяжелый Он юноше вручил израненной рукой, И громко восклицал, подняв дрожащи длани: ‘Тебе он обречен, о Бог, властитель брани, Всегда и всюду твой! А ты, мой сын, клянись мечем своих отцов И Гелы клятвою кровавой На западных струях быть ужасом врагов Иль пасть, как предки пали, с славой!’ И пылкий юноша меч прадедов лобзал И к персям прижимал родительские длани, И в радости, как конь при звуке новой брани, Кипел и трепетал. Война, война врагам отеческой земли! — Суда наутро восшумели. Запенились моря, и быстры корабли На крыльх бури полетели! В долинах Нейстрии раздался браней гром, Туманный Альбион из края в край пылает, И Гела день и ночь в Валкалу провождает Погибших бледный сонм. Ах, юноша! спеши к отеческим брегам, Назад лети с добычей бранной; Уж веет кроткий ветр вослед твоим судам, Герой, победою избранный! Уж скальды пиршество готовят на холмах. Зри: дубы в пламени, в сосудах мед сверкает, И вестник радости отцам провозглашает Победы на морях. Здесь, в мирной пристани, с денницей золотой Тебя невеста ожидает, К тебе, о юноша, слезами и мольбой Богов на милость преклоняет… Но вот в тумане там, как стая лебедей, Белеют корабли, несомые волнами; О, вей, попутный ветр, вей тихими устами В ветрила кораблей! Суда у берегов, на них уже герой С добычей жен иноплеменных; К нему спешит отец с невестою младой И лики скальдов вдохновенных. Красавица стоит, безмолвствуя, в слезах, Едва на жениха взглянуть украдкой смеет, Потупя ясный взор, краснеет и бледнеет, Как месяц в небесах… И там, где камней ряд, седым одетый мхом, Помост обрушенный являет, Повременно сова в безмолвии ночном Пустыню криком оглашает, — Там чаши радости стучали по столам, Там храбрые кругом с друзьями ликовали, Там скальды пели брань, и персты их летали По пламенным струнам. Там пели звук мечей и свист пернатых стрел, И треск щитов, и гром ударов, Кипящу брань среди опустошенных сел И грады в зареве пожаров; Там старцы жадный слух склоняли к песне сей, Сосуды полные в десницах их дрожали, И гордые сердца с восторгом вспоминали О славе юных дней. Но всё покрыто здесь угрюмой ночи мглой, Всё время в прах преобратило! Где прежде скальд гремел на арфе золотой, Там ветер свищет лишь уныло! Где храбрый ликовал с дружиною своей, Где жертвовал вином отцу и богу брани, Там дремлют, притаясь, две трепетные лани До утренних лучей. Где ж вы, о сильные, вы, галлов бич и страх, Земель полнощных исполины, Роальда спутники, на бренных челноках Протекши дальные пучины Где вы, отважные толпы богатырей, Вы, дикие сыны и брани и свободы, Возникшие в снегах, средь ужасов природы, Средь копий, средь мечей? Погибли сильные! Но странник в сих местах Не тщетно камни вопрошает И руны тайные, преданья на скалах Угрюмой древности, читает. Оратай ближних сел, склонясь на посох свой, Гласит ему: ‘Смотри, о сын иноплеменный, Здесь тлеют праотцов останки драгоценны: Почти их гроб святой!’