Прожил девяносто лет Фарук. Утром встал, исполненный кручины,— О себе задумался он вдруг, Низко опустив свои седины: «Пожил я — и хватит! Человек Должен совесть знать, а мы забыли, Что пришли на землю не навек. Надо мне подумать о могиле. Надо мне оставить в стороне Горести и радости мирские, Надо помнить о последнем дне, Отвергая помыслы другие». И пошел к гробовщику старик, С бренной жизнью мысленно прощался. Но случилось так, что гробовщик Рядышком с цирюльней помещался. Только на крыльцо ступил Фарук, Сотрясаясь всем бессильным телом,— В красных ичигах, в халате белом Девушка из двери вышла вдруг. Есть ли в мире сердце, чтоб осталось Равнодушным к прелести такой? Перед ней согнет колени старость, Смерть отступит перед красотой. Сердце стариковское бросала Девушка то в пламя, то в озноб. Засмеялась и, шутя, сказала: Как дела, мой дед? Вам нужен гроб? — Что ты, дочка! Смерть — не у порога, Рано думать о последнем дне. Бородой оброс я, и немного Бороду поправить надо мне.