Вот и Качалов лесок, Вот и пригорок последний. Как-то шумлив и легок Дождь начинается летний, И по дороге моей, Светлые, словно из стали, Тысячи мелких гвоздей Шляпками вниз поскакали — Скучная пыль улеглась… Благодарение богу, Я совершил еще раз Милую эту дорогу. Вот уж запасный амбар, Вот уж и риги… как сладок Теплого колоса пар! — Останови же лошадок! Видишь: из каждых ворот Спешно идет обыватель. Всё-то знакомый народ, Что ни мужик, то приятель. «Здравствуйте, братцы!» — «Гляди, Крестничек твой-то, Ванюшка!» — «Вижу, кума! погоди, Есть мальчугану игрушка». — «Здравствуй, как жил-поживал? Не понапрасну мы ждали, Ты таки слово сдержал. Выводки крупные стали; Так уж мы их берегли, Сами ни штуки не били. Будет охота — пали! Только бы ноги служили. Вишь ты лядащий какой, Мы не таким отпускали: Словно тебя там сквозь строй В зиму-то трижды прогнали. Право, сердечный, чуть жив; Али неладно живется?» — «Сердцем я больно строптив, Попусту глупое рвется. Ну, да поправлюсь у вас, Что у вас нового, братцы?» «Умер третьеводни Влас И отказал тебе святцы». — «Царство небесное! Что, Было ему уж до сотни?» — «Было и с хвостиком сто. Чудны дела-то господни! Не понапрасну продлил Эдак-то жизнь человека: Сто лет подушны платил, Барщину правил полвека!» «Как урожай?» — «Ничего. Горе другое: покрали Много леску твоего. Мы станового уж звали. Шут и дурак наголо! Слово-то молвит, скотина, Словно как дунет в дупло, Несообразный детина! „Стан мой велик, говорит, С хвостиком двадцать пять тысяч, Где тут судить, говорит, Всех не успеешь и высечь!“ — С тем и уехал домой, Так ничего не поделав: Нужен-ста тут межевой Да епутат от уделов! В Ботове валится скот, А у солдатки Аксиньи Девочку — было ей с год — Съели проклятые свиньи; В Шахове свекру сноха Вилами бок просадила — Было за что… Пастуха Громом во стаде убило. Ну уж и буря была! Как еще мы уцелели! Колокола-то, колокола — Словно о пасхе гудели! Наши речонки водой Налило на три аршина, С поля бежала домой, Словно шальная, скотина: С ног ее ветер валил. Крепко нам жаль мальчугана: Этакой клоп, а отбил Этто у волка барана! Стали Волчком его звать — Любо! Встает с петухами, Песни начнет распевать, Весь уберется цветами, Ходит проворный такой. Матка его проводила: „Поберегися, родной! Слышишь, какая завыла!“ — „Буря-ста мне нипочем, — Я — говорит — не ребенок!“ Да размахнулся кнутом И повалился с ножонок! Мы посмеялись тогда, Так до полден позевали; Слышим — случилась беда: „Шли бы: убитого взяли!“ И уцелел бы, да вишь Крикнул дурак ему Ванька; „Что ты под древом сидишь? Хуже под древом-то… Встань-ка!“ Он не перечил — пошел, Сел под рогожей на кочку, Ну, а господь и навел Гром в эту самую точку! Взяли — не в поле бросать, Да как рогожу открыли, Так не одна его мать — Все наши бабы завыли: Угомонился Волчок — Спит себе. Кровь на рубашке, В левой ручонке рожок, А на шляпенке венок Из васильков да из кашки! Этой же бурей сожгло Красные Горки: пониже, Помнишь, Починки село — Ну и его… Вот поди же! В Горках пожар уж притих, Ждали: Починок не тронет! Смотрят, а ветер на них Пламя и гонит, и гонит! Встречу-то поп со крестом, Дьякон с кадилами вышел, Не совладали с огнем — Видно, господь не услышал!.. Вот и хоромы твои, Ты, чай, захочешь покою?..» — «Полноте, други мои! Милости просим за мною…» Сходится в хате моей Больше да больше народу: «Ну, говори поскорей, Что ты слыхал про свободу?»