Не гулял с кистенем я в дремучем лесу, Не лежал я во рву в непроглядную ночь,- Я свой век загубил за девицу-красу, За девицу-красу, за дворянскую дочь. Я в немецком саду работал по весне, Вот однажды сгребаю сучки да пою, Глядь, хозяйская дочка стоит в стороне, Смотрит в оба да слушает песню мою. По торговым селам, по большим городам1 Я недаром живал, огородник лихой, Раскрасавиц девиц насмотрелся я там, А такой не видал, да и нету другой. Черноброва, статна, словно сахар бела!.. Стало жутко, я песни своей не допел. А она — ничего, постояла, прошла, Оглянулась: за ней как шальной я глядел. Я слыхал на селе от своих молодиц, Что и сам я пригож, не уродом рожден,- Словно сокол гляжу, круглолиц, белолиц, У меня ль, молодца, кудри — чесаный лен… Разыгралась душа на часок, на другой… Да как глянул я вдруг на хоромы ее — Посвистал и махнул молодецкой рукой, Да скорей за мужицкое дело свое! А частенько она приходила с тех пор Погулять, посмотреть на работу мою И смеялась со мной и вела разговор: Отчего приуныл? что давно не пою? Я кудрями тряхну, ничего не скажу, Только буйную голову свешу на грудь… «Дай-ка яблоньку я за тебя посажу, Ты устал,- чай, пора уж тебе отдохнуть». — Ну, пожалуй, изволь, госпожа, поучись, Пособи мужику, поработай часок.- Да как заступ брала у меня, смеючись, Увидала на правой руке перстенек… Очи стали темней непогодного дня, На губах, на щеках разыгралася кровь. — Что с тобой, госпожа? Отчего на меня Неприветно глядишь, хмуришь черную бровь? «От кого у тебя перстенек золотой?» — Скоро старость придет, коли будешь всё знать. «Дай-ка я погляжу, несговорный какой!»- И за палец меня белой рученькой хвать! Потемнело в глазах, душу кинуло в дрожь, Я давал — не давал золотой перстенек… Я вдруг вспомнил опять, что и сам я пригож, Да не знаю уж как — в щеку девицу чмок!.. Много с ней скоротал невозвратных ночей Огородник лихой… В ясны очи глядел, Расплетал, заплетал русу косыньку ей, Целовал-миловал, песни волжские пел. Мигом лето прошло, ночи стали свежей, А под утро мороз под ногами хрустит. Вот однажды, как я крался в горенку к ней, Кто-то цап за плечо: «Держи вора!» — кричит. Со стыдом молодца на допрос привели, Я стоял да молчал, говорить не хотел… И красу с головы острой бритвой снесли, И железный убор на ногах зазвенел. Постегали плетьми, и уводят дружка От родной стороны и от лапушки прочь На печаль и страду!.. Знать, любить не рука Мужику-вахлаку да дворянскую дочь!