1 У хладных невских берегов, В туманном Петрограде, Жил некто господин Долгов С женой и дочкой Надей. Простой и добрый семьянин, Чиновник непродажный, Он нажил только дом один — Но дом пятиэтажный. Учась на медные гроши, Не ведал по-французски, Был добр по слабости души, Но как-то не по-русски: Есть русских множество семей, Они как будто добры, Но им у крепостных людей Считать не стыдно ребры. Не отличался наш Долгов Такой рукою бойкой И только колотить тузов Любил козырной двойкой. Зато господь его взыскал Своею благодатью: Он город за женою взял И породнился с знатью. Итак, жена его была Наклонна к этикету И дом как следует вела,- Под стать большому свету: Сама не сходит на базар И в кухню ни ногою; У дома их стоял швейцар С огромной булавою; Лакеи чинною толпой Теснилися в прихожей, И между ними ни одной Кривой и пьяной рожи. Всегда сервирован обед И чай весьма прилично, В парадных комнатах паркет Так вылощен отлично. Они давали вечера И даже в год два бала: Играли старцы до утра, А молодежь плясала; Гремела музыка всю ночь, По требованью глядя. Царицей тут была их дочь — Красивенькая Надя. 2 Ни преждевременным умом, Ни красотой нимало В невинном возрасте своем Она не поражала. Была ленивой в десять лет И милою резвушкой: Цветущ и ясен, божий свет Казался ей игрушкой. В семнадцать — сверстниц и сестриц Всех красотой затмила, Но наших чопорных девиц Собой не повторила: В глазах природный ум играл, Румянец в коже смуглой, Она любила шумный бал И не была там куклой. В веселом обществе гостей Жеманно не молчала И строгой маменьки своей Глазами не искала. Любила музыку она Не потому, что в моде; Не исключительно луна Ей нравилась в природе. Читать любила иногда И с книгой не скучала, Напротив, и гостей тогда И танцы забывала; Но также синего чулка В ней не было приметы: Не трактовала свысока Ученые предметы, Разбору строгому еще Не предавала чувство И не трещала горячо О святости искусства. Ну, словом, глядя на нее, Поэт сказал бы с жаром: «Цвети, цвети, дитя мое! Ты создана недаром!..» Уж ей врала про женихов Услужливая няня. Немало ей писал стихов Кузен какой-то Ваня. Мамаша повторяла ей: «Уж ты давно невеста». Но в сердце береглось у ней Незанятое место. Девичий сон еще был тих И крепок благотворно. А между тем давно жених К ней сватался упорно… 3 То был гвардейский офицер, Воитель черноокий. Блистал он светскостью манер И лоб имел высокий; Был очень тонкого ума, Воспитан превосходно, Читал Фудраса и Дюма И мыслил благородно; Хоть книги редко покупал, Но чтил литературу И даже анекдоты знал Про русскую цензуру. В Шекспире признавал талант За личность Дездемоны И строго осуждал Жорж Санд, Что носит панталоны. Был от Рубини без ума, Пел басом «Caro mio»* И к другу при конце письма Приписывал: «addio»*. Его любимый идеал Был Александр Марлинский, Но он всему предпочитал Театр Александринский. Здесь пищи он искал уму, Отхлопывал ладони, И были по сердцу ему И Кукольник и Кони. Когда главою помавал, Как некий древний магик, И диким зверем завывал Широкоплечий трагик И вдруг влетала, как зефир, Воздушная Сюзета — Тогда он забывал весь мир, Вникая в смысл куплета. Следил за нею чуть дыша, Не отрывая взора, Казалось, вылетит душа С его возгласом: фора! В нем бурно поднимала кровь Все силы молодые. Счастливый юноша! любовь Он познавал впервые! Отрада юношеских лет, Подруга идеалам, О сцена, сцена! не поэт, Кто не был театралом, Кто не сдавался в милый плен, Не рвался за кулисы И не платил громадных цен За кресла в бенефисы, Кто по часам не поджидал Зеленую карету И водевилей не писал На бенефис «предмету»! Блажен, кто успокоил кровь Обычной чередою: Успехом увенчал любовь И завелся семьею; Но тот, кому не удались Исканья,- не в накладе: Прелестны грации кулис — Покуда на эстраде, Там вся поэзия души, Там места нет для прозы. А дома сплетни, барыши, Упреки, зависть, слезы. Так отдает внаймы другим Свой дом владелец жадный, А сам, нечист и нелюдим, Живет в конуре смрадной. Но ты, к кому души моей Летят воспоминанья,- Я бескорыстней и светлей Не видывал созданья! Блестящ и краток был твой путь… Но я на эту тему Вам напишу когда-нибудь Особую поэму… В младые годы наш герой К театру был прикован, Но ныне он отцвел душой — Устал, разочарован! Когда при тысяче огней В великолепной зале, Кумир девиц, гроза мужей, Он танцевал на бале, Когда являлся в маскарад Во всей парадной форме, Когда садился в первый ряд И дико хлопал «Норме», Когда по Невскому скакал С усмешкой губ румяных И кучер бешено кричал На пару шведок рьяных — Никто б, конечно, не узнал В нем нового Манфреда… Но, ах! он жизнию скучал — Пока лишь до обеда. Являл он Байрона черты В характере усталом: Не верил в книги и мечты, Не увлекался балом. Он знал: фортуны колесо Пленяет только младость; Он в ресторации Дюсо Давно утратил радость! Не верил истине в друзьях, Им верят лишь невежды,- С кием и с картами в руках Познал тщету надежды! Он буйно молодость убил, Взяв образец в Ловласе, И рано сердце остудил У Кессених в танцклассе! Расстроил тысячу крестьян, Чтоб как-нибудь забыться… Пуста душа и пуст карман — Пора, пора жениться! 4 Недолго в деве молодой Таилося раздумье… «Прекрасной партией такой Пренебрегать — безумье»,- Сказала плачущая мать, Дочь по головке гладя, И не могла ей отказать Растроганная Надя. Их сговорили чередой И обвенчали вскоре. Как думаешь, читатель мой, На радость или горе?.. _____________________ Caro mio — дорогой мой (итал.) Addio — прощай (итал.)Николай Некрасов