Она росла среди перин, подушек, Дворовых девок, мамок и старушек, Подобострастных, битых и босых… Ее поддерживали с уваженьем, Ей ножки целовали с восхищеньем — В избытке чувств почтительно-немых. И вот подрос ребенок несравненный. Ее родитель, человек степенный, В деревне прожил ровно двадцать лет. Сложилась барышня; потом созрела… И стала на свободе жить без дела, Невыразимо презирая свет. Она слыла девицей идеальной: Имела взгляд, глубокий и печальный, Сидела под окошком по ночам, И на луну глядела неотвязно, Болтала лихорадочно, несвязно… Торжественно молчала по часам. Въедалася в немецкие книжонки, Влюблялася в прекрасные душонки — И тотчас отрекалась… навсегда… Благословляла, плакала, вздыхала, Пророчила, страдала… всё страдала!!! И пела так фальшиво, что беда. И вдруг пошла за барина простого, За русака дебелого, степного — . . . . . . . . . . . . . . . На мужа негодуя благородно, Ему детей рожала ежегодно И двойней разрешилась наконец. Печальная, чувствительная Текла Своих людей не без отрады секла, Играла в карточки до петухов, Гусями занималась да скотиной — И было в ней перед ее кончиной Без малого — четырнадцать пудов.