Неслась звезда сквозь сумрачные своды И я подумал, грешный человек, Что, промотавший собственные годы, Живу, чужой присваивая век. Не раз об этом думал я и ране, Как будто каясь на хребтах годин. Не оттого ль, что надо мной в тумане Трубил прощально журавлиный клин? Бродил ли я ущелием забытым, Ручей ли видел, что в жару зачах, Охотника встречал ли я с убитым Оленем неостывшим на плечах. Смотрел ли на огонь закатнокрылый, Дрова испепелявший не впервой, Стоял ли перед братскою могилой, Как будто бы с повинной головой. Мне снова вспоминалися поэты, Что не достигли лермонтовских лет, Но песни, что когда-то ими спеты, Еще поныне изумляли свет. А может, взял я крылья их тугие И слово, что роднится с высотой, Как взяли в жены их невест другие, Окольцевав под свадебной фатой? И мнилось мне, достойному свободы, Покорства слов и непокорства рек, Что, словно дни свои растратив годы, Живу, чужой присваивая век. Не потому ль других надежд на свете Милей одна мне — умереть в чести. Пред памятью погибших я в ответе, Душеприказчик сгинувших в пути.