Их напрасно весь день искали. Вдалеке от привычных дорог катерок посадило на камни. Уходил на дно катерок. Экипаж катерочка — четверо, да ещё пассажирка одна… Видно, так судьбою начертано, что вода чересчур холодна. Знали все (зачем утешаться и надеяться на чудеса?) — в этом климате можно держаться на поверхности полчаса, а потом… Да ну его к чёрту! Всё равно не спасётся никто… Капитан взглянул на девчонку: — Парни, ей-то это за что?! Мы пожили не так уж мало, а она всего ничего… Но ведь есть на катере мачта! Это ж — лодка на одного!.. И не надо, сестрёнка, плакать… Мы немножко обманем смерть… А она: — Не умею плавать… — Он: — Тебе и не надо уметь!.. Мы привяжем тебя, спеленаем — не утонешь во веки веков… Только ты постарайся, родная, доплыви за нас, мужиков. Может, холод взять не успеет… В общем, кончим этот базар! Передашь наши письма на берег. Приготовься. Я всё сказал… …Первый написал коротко: «Извини за почерк — холодно. Извини за кляксы — мокро. Так и потонуть можно. Если не придёт к нам спасенье, выйди замуж. Твой Сеня…» А второй на лоб сдвинул шапку. Передал письмо. Ножкой шаркнул. А в письме: «Натаха! Рыдать погоди! Слёзы неполезны для красавицы… Мы ещё поплаваем! Всё впереди! Всё впереди, кроме задницы…» Третий к рубке вздыбленной плечом привалился, шевелил губами — широк да невезуч. То ли — матерился, то ли — молился, то ли — что-то важное учил наизусть. «Бывшая жена моя, кончай свою делёжку — простыни-подушки, чашки-сапоги… Сбереги Алёшку! Алёшку. Алёшку. Сбереги мне сына. Алёшку сбереги… Знаю, что меня ты любила понарошку. Но теперь — хоть мёртвому!- перечить не моги: сбереги Алёшку. Алёшку. Алёшку. Я тебя прощаю. Алёшку сбереги!..» А четвёртый буркнул нехотя: — Некому писать!.. Да и — некогда… …Письма спрятаны в целлофане. (Лица мокрые, будто в крови.) Помолчали. Поцеловали. И сказали глухо: — Живи… — Подступившие слёзы вытерши, привязали, сказали: — Выдержи… — оттолкнули, сказали: — Выплыви… — И смотрели вслед, пока видели… И плыла она по Байкалу. И кричала, сходя с ума! То ль — от гибели убегала, то ли — к гибели шла сама. Паутинка её дыханья обрывалась у самого рта. И накатывалась, громыхая, фиолетовая темнота! И давили чужие письма. И волна как ожог была… Почтальонша, самоубийца — всё плыла она, всё плыла. Всё качалась под ветром отчаянным, ослепительным, низовым… И была она Чрезвычайным Полномочным Послом к живым! Долгим эхом, посмертным жестом, вдовьим стоном на много дней… …А потом вертолётный прожектор, чуть качаясь повис над ней.