1 Пехотный Вологодский полк Прислал наряд оркестра. Сыч-капельмейстер, сивый волк, Был опытный маэстро. Собрались рядом с залой в класс, Чтоб рокот труб был глуше. Курлыкнул хрипло медный бас, Насторожились уши. Басы сверкнули вдоль стены, Кларнеты к флейтам сели,- И вот над мигом тишины Вальс томно вывел трели… Качаясь, плавные лады Вплывают в зал лучистый, И фей коричневых ряды Взметнули гимназисты. Напев сжал юность в зыбкий плен, Что в мире вальса краше? Пусть там сморкаются у стен Папаши и мамаши… Не вся ли жизнь — хмельной поток Над райской панорамой? Поручик Жмых пронесся вбок С расцветшей классной дамой. У двери встал, как сталактит, Блестя иконостасом, Сам губернатор Фан-дер-Флит С директором Очкасом: Директор — пресный, бритый факт, Гость — холодней сугроба, Но правой ножкой тайно в такт Подрыгивают оба. В простенке — бледный гимназист, Немой Монблан презренья. Мундир до пяток, стан как хлыст, А в сердце — лава мщенья. Он презирает потолок, Оркестр, паркет и люстры, И рот кривится поперек Усмешкой Заратустры. Мотив презренья стар как мир… Вся жизнь в тумане сером: Его коричневый кумир Танцует с офицером! 2 Антракт. Гудящий коридор, Как улей, полон гула. Напрасно классных дам дозор Скользит чредой сутулой. Любовь влетает из окна С кустов ночной сирени, И в каждой паре глаз весна Поет романс весенний. Вот даже эти, там и тут, Совсем еще девчонки, Ровесников глазами жгут И теребят юбчонки. Но третьеклассники мудрей, У них одна лишь радость: Сбежать под лестницу скорей И накуриться в сладость… Солдаты в классе, развалясь, Жуют тартинки с мясом; Усатый унтер спит, склонясь Над геликоном-басом. Румяный карлик-кларнетист Слюну сквозь клапан цедит. У двери — бледный гимназист И розовая леди. «Увы! У женщин нет стыда… Продать за шпоры душу!» Она, смеясь, спросила: «Да?», Вонзая зубы в грушу… О, как прелестен милый рот Любимой гимназистки, Когда она, шаля, грызет Огрызок зубочистки! В ревнивой муке смотрит в пол Отелло-проповедник, А леди оперлась на стол, Скосив глаза в передник. Не видит? Глупый падишах! Дразнить слепцов приятно. Зачем же жалость на щеках Зажгла пожаром пятна? Но синих глаз не укротить, И сердце длит причуду: «Куда ты?»- «К шпорам».- «Что за прыть?»- «Отстань! Хочу и буду». 3 Гремит мазурка — вся призыв. На люстрах пляшут бусы. Как пристяжные, лбы склонив, Летит народ безусый. А гимназистки-мотыльки, Откинув ручки влево, Как одуванчики легки, Плывут под плеск напева. В передней паре дирижер, Поручик Грум-Борковский, Вперед плечом, под рокот шпор Беснуется чертовски. С размаху на колено встав, Вокруг обводит леди И вдруг, взметнувшись, как удав, Летит, краснее меди. Ресницы долу опустив, Она струится рядом, Вся — огнедышащий порыв С лукаво-скромным взглядом… О ревность, раненая лань! О ревность, тигр грызущий! За борт мундира сунув длань, Бледнеет классик пуще. На гордый взгляд — какой цинизм!- Она, смеясь, кивнула… Юнец, кляня милитаризм, Сжал в гневе спинку стула. Домой?.. Но дома стук часов, Белинский над кроватью, И бред полночных голосов, И гул в висках… Проклятье! Сжав губы, строгий, словно Дант, Выходит он из залы. Он не армейский адъютант, Чтоб к ней идти в вассалы!.. Вдоль коридора лунный дым И пар неясных пятна, Но пепиньерки мчатся к ним И гонят в зал обратно. Ушел бедняк в пустынный класс, На парту сел, вздыхая, И, злясь, курил там целый час Под картою Китая. 4 С Дуняшей, горничной, домой Летит она, болтая. За ней вдоль стен, укрытых тьмой, Крадется тень худая… На сердце легче: офицер Остался, видно, с носом. Вон он, гремя, нырнул за сквер Нахмуренным барбосом. Передник белый в лунной мгле Змеится из-под шали. И слаще арфы — по земле Шаги ее звучали… Смешно! Она косится вбок На мрачного Отелло. Позвать? Ни-ни. Глупцу — урок, Ей это надоело! Дуняша, юбками пыля, Склонясь, в ладонь хохочет, А вдоль бульвара тополя Вздымают ветви к ночи. Над садом — перья зыбких туч. Сирень исходит ядом. Сейчас в парадной щелкнет ключ, И скорбь забьет каскадом… Не он ли для нее вчера Выпиливал подчасник? Нагнать? Но тверже топора Угрюмый восьмиклассник: В глазах — мазурка, адъютант, Вертящиеся штрипки, И разлетающийся бант, И ложь ее улыбки… Пришли. Крыльцо — как темный гроб, Как вечный склеп разлуки. Прижав к забору жаркий лоб, Сжимает классик руки. Рычит замок, жестокий зверь, В груди — тупое жало. И вдруг… толкнув Дуняшу в дверь, Она с крыльца сбежала. Мерцали блики лунных струй И ширились все больше. Минуту длился поцелуй! (А может быть, и дольше).