Начальник Акцептации сердит: Нашел просчет в копейку у Орлова. Орлов уныло бровью шевелит И про себя бранится: «Ишь, бандит!» Но из себя не выпустит ни слова. Вокруг сухой, костлявый, дробный треск — Как пальцы мертвецов, бряцают счеты. Начальнической плеши строгий блеск С бычачьим лбом сливается в гротеск,- Но у Орлова любоваться нет охоты. Конторщик Кузькин бесконечно рад: Орлов на лестнице стыдил его невесту, Что Кузькин как товарищ — хам и гад, А как мужчина — жаба и кастрат… Ах, может быть, Орлов лишится места! В соседнем отделении содом: Три таксировщика, увлекшись чехардою, Бодают пол. Четвертый же, с трудом Соблазн преодолев, с досадой и стыдом Им укоризненно кивает бородою. Но в коридоре тьма и тишина. Под вешалкой таинственная пара — Он руки растопырил, а она Щемящим голосом взывает: «Я жена… И муж не вынесет подобного удара!» По лестницам красавицы снуют, Пышнее и вульгарнее гортензий. Их сослуживцы «фаворитками» зовут — Они не трудятся, не сеют — только жнут, Любимицы Начальника Претензий… В буфете чавкают, жуют, сосут, мычат. Берут пирожные в надежде на прибавку. Капуста и табак смесились в едкий чад. Конторщицы ругают шоколад И бюст буфетчицы, дрожащий на прилавке… Второй этаж. Дубовый кабинет. Гигантский стол. Начальник Службы Сборов, Поймав двух мух, покуда дела нет, Пытается определить на свет, Какого пола жертвы острых взоров. Внизу в прихожей бывший гимназист Стоит перед швейцаром без фуражки. Швейцар откормлен, груб и неречист: «Ведь грамотный, поди, не трубочист! «Нет мест» — вон на стене висит бумажка».