Серый домик в Медоне. За окошком — бугор. Скучно маленькой Тоне,— Дождик, тучки, забор. Вниз прошли человечки Торопливым шажком. Мама гладит у печки И шуршит утюжком. Плеск дождя так несносен,— Плик да плик, — третий час… Для чего эта осень? Что ей нужно у нас? Даже мама не знает. Спросишь, — буркнет: «Отстань!» На балконе вздыхает Чуть живая герань. Кукла спит на буфете,— Ножки задраны… Срам! Воробьишки, как дети, Закружились вдоль рам… Тоня носик прижала К ледяному стеклу: Ай! Лазурь засияла, Улыбнулась сквозь мглу. «На балкончике, братцы, Хлебных крошек не счесть!» Но сначала — подраться, А потом и поесть. Все, должно быть, мальчишки: Ишь как дерзко пищат… Ткнут друг дружку под мышку И отскочат назад. Два столкнулись с разгона, Прямо в плошку торчком, Покатились с балкона И взлетели волчком… Самый толстый — трусишка, Распушил свой живот, Подобрался, как мышка, И клюет, и клюет… Очень весело Тоне: Небо все голубей,— Если б прыгнул в ладони К ней толстяк-воробей! Подышала бы в спинку, Почесала б меж крыл, Он бы пискнул, как свинка, И глаза закатил. А она б ему спела О медонской весне, Как трава зеленела В голубой тишине… Мама гладит сорочку. «Что ты шепчешь, юла?» Но сконфуженно дочка Гладит ножку стола…