Ты пёр позавчера за громыханьем врангелевских ядер. Теперь в изумленьи юли! Вот мы — с пятьдесят — стоим на пяди Советской посольской земли. Товарищи, двое док таких, что им и небо пустяк, влезли и стали крепить на флагшток в серпе и молоте ситцевый стяг. Флажок тонковат, помедлил минутцу, кокетничал с ветром, и вдруг флажок развился в ветре и стал пламениться, зажег облака, поднебесье зажег. Париж отвернулся, Париж крепится, хранит солидность, годами вселённую. Но вот пошла разрастаться тряпица на весь Париж, на мир, на вселенную. Бурчат: «Флажок за долги? Не цена!» А тут — и этого еще не хватало! — Интернационал через забор махнул и пошел по кварталам. Факт — поют! Играют — факт! А трубы дулись, гремели. А флаг горит, разрастается флаг. Переполох на Гренелле. Полезла консьержка. Консьерж полез. Из всех из парадных окрест, из тысяч свистков «Аксион франсез» ревет кошачий оркестр. Орут: «Чем петь, гоните долги!» Мы жарим. Смолкают, выждав. И снова свистят, аж трещат потолки. Мы вновь запеваем — трижды. Я крикнуть хочу: «Извините, мусьи! Мы здесь пребываем по праву. Для этого мили Буденный месил, гоняя белых ораву. Орете не вы, а долги орут. Доели белые, знать. Бросали франки в них, как в дыру, пока догадались признать. В драках, чтоб песне этой распе́сниться, рубили нас белые в доски. Скажите, их пушки вашим ровесницы? Их пули вашинским тёзки? Спуститесь на землю! Мораль — облака. Сторгуемся, милые тети! У нас от нашествий, у нас от блокад ведь тоже трехверстный счетик. Мы стали тут и не двинемся с места. А свист — как горох об гранит. Мы мёрли, чтоб петь вот это вместо «Боже, буржуев храни»