Известно, у глупого человека в мозгах вывих: чуть что — зовет долгогривых. Думает, если попу как следует дать, сейчас же на крестьянина спускается благодать. Эй, мужики! Эй, бабы! В удивлении разиньте рот! Убедится даже тот, кто мозгами слабый, что дело — наоборот. Жила-была Анюта-красавица. Красавице красавец Петя нравится. Но папаша Анютки говорит: «Дудки!» Да и мать Анютина глядит крокодилицей. Словом, кадилу в церквах не кадилиться, свадьбе не бывать. Хоть Анюта и хороша, и Петя неплох, да за душой — ни гроша. Ждут родители, на примете у них — Сапрон жених. Хоть Сапрону шестьдесят с хвостом, да в кубышке миллиардов сто. Словом, не слушая Анютиного воя, окрутили Анюту у аналоя, и пошел у них «законный брак» — избу разрывает от визга и драк. Хоть и крест целовали, на попа глядя, хоть кружились по церкви в православном обряде, да Сапрону, злея со дня на день, рвет жена волосенок пряди. Да и Анюту Сапрон измочалил в лоскут — вырывает косу ежеминутно по волоску. То муж — хлоп, то жена — хлоп. Через месяц — каждый, как свечка, тонкий. А через год легли супруги в гроб: жена без косы, муж без бороденки. А Петр впал в скуку, пыткой кипятился в собственном соку и, наконец, наложил на себя руку: повесился на первом суку. В конце ж моей стихотворной повести и родители утопились от угрызения совести. Лафа́ от этого одному попику. Слоновье пузо, от даяний окреп, знай выколачивает из бутылей пробки, самогоном требует за выполнение треб. А рядом жили Иван да Марья — грамотеи ярые. Полюбились и, не слушая родственной рати, пошли и записались в комиссариате. Хоть венчанье обошлось без ангельских рож — а брак такой, что водой не разольешь. Куда церковный! Любовью, что цепью друг с другом скованы. А родители только издали любуются ими. Наконец, пришли: «Простите, дураки мы! И на носу зарубим и в памяти: за счастьем незачем к попам идти».