Рынок требует любовные стихозы. Стихи о революции? на кой они черт! Их смотрит какой-то испанец «Хо́зе» — Дон Хоз-Расчет. Мал почет, и бюджет наш тесен. Да еще в довершенье — промежду нас — нет ни одной хорошенькой поэтессы, чтоб привлекала начальственный глаз. Поэта теснят опереточные дивы, теснит киношный размалеванный лист. — Мы, мол, массой, мы коллективом. А вы кто? Кустарь-индивидуалист! Город требует зрелищ и мяса. Что вы там творите в муках родо́в? Вы непонятны широким массам и их представителям из первых рядов. Люди заработали — дайте, чтоб потратили. Народ на нас напирает густ. Бросьте ваши штучки, товарищи изобретатели каких-то новых, грядущих искусств. — Щеголяет Толстой, в истории ряженый, лезет, напирает со своей императрицей. — Тьфу на вас! Вот я так тиражный. Любое издание тысяч тридцать. — Певице, балерине хлоп да хлоп. Чуть ли не над ЦИКом ножкой машет. — Дескать, уберите левое барахло, разные ваши левые марши. — Большое-де искусство во все артерии влазит, любые классы покоря. Довольно! В совмещанском партере Леф не раскидает свои якоря. Время! — Судья единственный ты мне. Пусть «сегодня» подымает непризнающий вой. Я заявляю ему от имени твоего и моего: — Я чту искусство, наполняющее кассы. Но стих раструбливающий октябрьский гул, но стих, бьющий оружием класса, — мы не продадим ни за какую деньгу.