Рассказ про Клима из черноземных мест, про всероссийскую выставку и резинотрест (коллективное) Вся советская земля загудела гудом. Под Нескучным у Кремля выстроено чудо. Кумача казистого пламя улиц за́ сто: Первая из Выставок Сельского хозяйства. В небесах — моторов стая. Снизу — люди, тискаясь. Сразу видно — не простая, Всероссийская. И сейчас во все концы ВЦИКом посланы гонцы к сентябрю на Крымский брод деревенский звать народ. Жил в деревне дядя Клим, пахарь, работяга. Клич гонцов услышан им, Клима тянет тяга. Чуть в окно забрезжил свет, Клим встает с полатей, прибегает в сельсовет: — Экспонаты нате! — Экспонаты обсудив, почесав за кепкой, молвят: — Дивушко из див — на два пуда репка. — А за репкой этой им кажет куру дядя Клим. Хоть езжай на ней верхом, — лошадь, а не кура. Видно, Клим умом не хром, голова не дура. — Поезжай за всё за это делегатом сельсовета. — По рукам! Пришла пора Климу собираться. Выезжает со двора: — До свиданья, братцы! — Примечай. Москва зовет всех на перекличку, чтобы пашня и завод укрепили смычку. Паровоз рванул гужи, только копоть курится. Едет к выставке мужик с репою и курицей. Вот Москва. Гремит вокзал. Клим приплюнул на́ руку. Репу с курицей связал. Ходу. За Москва-реку! Ходуном гремит базар, яркой краской жалясь. В сто сторон его глаза мигом разбежались. Клима всё к себе зовет, хоть на части тресни. Тут и хата и завод, музыка и песни. Переполнило добро чудо-павильоны. Клима жмут во всё ребро люда миллионы. Тут и тканей облака, тут и фрукты в глянце. Что коты у молока, ходят иностранцы. Зубы их поэтому на продукты точатся: торговать с Советами иностранцам хочется. Клим в ухмылку: — Не таков! Выучен недаром: раньше щупали штыком, а теперь — товаром. Я чем хуже? Вот те на! — Клим ругнулся крепко и расставил экспонат — курицу и репку. По рядам аж шум пошел, все сбежались живо. — Это, братец, хорошо! Репища на диво. — А на курицу народ на аршин разинул рот — в ней усердья без конца: в сутки по три яица. Длится выставки осмотр. Истекает время ей. На неделе на восьмой награждают премией. — Так как Клим у нас герой не в словах, а в деле, наградить его горой всяческих изделий. — Клим в ответ на слово их: — Сделайте, столичные, чтоб изделия — свои, а не заграничные. — Мчится Клим во весь опор в складочное место. Получай вещей набор от Резинотреста. Глянул Клим тюку во щель и застыл довольный. Видит: выводок вещей с маркой треугольной. Клим подвесил хорошо вещи за спиною. В это время дождь пошел в руку толщиною. Дождь дорогу замесил. Люди по дороге выбиваются из сил, извлекают ноги. Клим смекает: — Путь далек. Я — шагать не лошадь. — И немедленно извлек из тюка галоши. — Без галош тяжело ж! — И пошел довольный в паре новеньких галош с маркой треугольной. Каплет с носа, каплет с уха, а в галошах всюду сухо. Каплет с уха, каплет с носа, а галошам нет износа. Снизу сухо. Но зато сверху мочит начисто. Клим в тючок. А там пальто, лучшее по качеству. В это время грузовик: — Землячок! Садись-ка! Городок-то наш велик, и вокзал не близко — Только вымолвил, — как вдруг крякнула машина. И взвинтила грязь вокруг лопнувшая шина. Клим к шоферу (тюк в руке): — Не бранись, дружище. Покопаемся в тюке — что-нибудь подыщем. — Глядь шофер — и ну — сиять, как обжора в полдник: — Это шинища на ять. Марка — треугольник. — Шину живо подвязал. Сел. И в тучах дыма в две минуты на вокзал он доставил Клима. Обнялись. Один комок. Чмок шофера в личико — Ты помог, да я помог, вот и вышла смычка. — Поезд вьется, что налим, по дороге ровной. На деревню едет Клим, дядя премированный. По деревне гам и гуд. Изо всех дворов бегут. Клим от гордости разбух, тюк на плечи — да в избу. На полати, на кровать влезло Климье племя. Просят тятьку открывать поскорее премию. Усмехнулся Клим в усы. Как открыл корзину — так и брызнуло в носы запахом резины. Хоть ты смейся. Хоть ты плачь. Глазу стало больно: красный мяч, да пестрый мяч, и большой футбольный. — Эй, сынки! Лови мячи. В небеса мячи мечи, подшибай ангелят, что крылами шевелят. — Вдруг глядит: в уголок малец трубку поволок. И привычной хваткою стал крепить рогаткою. Клим от хохота растаял: — Ах ты, вобла стиранна! Эта трубка не простая, а отнюдь клистирная. Дорогие вещи вот тащишь без разбора. Эту трубку пустим в ход в случае запора. — — Эй, девчонки! Ваш черед. — Подошли вострушки. Из корзины Клим берет… Что берет? Игрушки. В восемь пар открытых ртов взвизгнули девицы. Куклы, звери всех сортов — и не надивиться. Каждой — кукла из резины (а подавишь — пискает). Дали кукле имя Зины, кукле пузо тискают. — Получай еще новинку, кто у вас тут школьник. Для стирания резинку марки «Треугольник». — Школярам кричит и мать: — Эй вы, голодранцы! Чтобы книжек не трепать, получайте ранцы. Чтоб не видеть мне у вас грязной образины, получите-ка сейчас губки из резины. Эта губка, что метла. Сор с лица метет дотла. — — На! Хозяйка! Получи младшему ребенку, чтоб постель не промочил, на подстил клеенку. Эх! Куда поденутся скверные привычки — в рот совать младенцам тряпочки-затычки! Чем беднягушке совать в рот свои обноски, есть на свете — помни, мать, — «Треугольник»-соски. Агрономы же велят соски взять и для телят. — Соской Клим в один присест оделил ребенка. — Ну, старша́я из невест, вот тебе гребенка. — Не гребенка, а краса, вся из каучука. Я гребенкой волоса виться научу-ка. Лягут волосы верней, хороши собою. И не будет от парней никогда отбою. — А тебе, мой старший сын, гребешок кармановый. Расчеши себе усы, красоту подманывай. — Дети кукол теребят. Весело и дешево. Только плачет у ребят драная подошва. — Ничего! — ответил Клим. — Мой подарок — стойкий. Из резины слажу им каблуки-набойки. Не пробьет их пистолет, не разносишь в триста лет. — И с улыбкой на губах старшенькому Мишеньке, чтобы пот не ел рубах, подстегнул подмышники. Клим уселся у стола и промолвил: — Жёнка! Стол к обеду устилай скатертью-клеенкой. Коль прольешь, к примеру, щи, не волнуйся, не пищи. С нею жить сплошной расчет — сквозь нее не протечет. — Клим поел. Откинул ложки. Под кровать метнул галошки. Начал Клим зело сопеть. Сын же взял велосипед. Хвастаясь машиною, гонит новой шиною. В стойле сыплется овес. Меринок пирует. Клим и мерину привез из резины сбрую. Вдруг кричат: «Горим! Горим!» Брызнули ребята. У соседа, видит Клим, загорелась хата. Не стесняясь никого, Клим на это место мчит с пожарным рукавом от Резинотреста. Был с пожаром бой там. Двинул Клим брандсбойтом и зарезал без ножа начинавшийся пожар. Обнимают Клима все. Славят за услугу. Трепыхается сосед, стонет с перепугу. Шел деревней бабий вой — хуже нету песни ж! Аж, казалось, головой на две части треснешь. Головы не арбузы́. Фельдшер баит: — Надо ведь гуттаперчевый пузырь, льдом набив, прикладывать. Только, видно, ищем зря. Где достанешь пузыря? — Клим, увидевши испуг: — На! — кричит, — отверчивай! Вот пузырь тебе, мой друг, самый гуттаперчевый. — Детвора, бородачи, парни и девицы, псы, телята и грачи — все пошли дивиться. Удивился даже боров. Клим заметил: — Эка! У меня таких приборов целая аптека. Даже если в теле зуд, вскипятишь водицы в гуттаперчевом тазу в горнице помыться. Если с грыжей трудно жить, надевайте бандажи́. Кость сломал — бинтуй излом гуттаперчевым узлом. — Климу счастье подошло. Клим — мужик любимый. Все родимое село уважает Клима. На задворках гул и гам от игры футбольной. Парни, волю дав ногам, прыгают довольные. Что́ ругаться по дворам, сыпля колотушки? Заиграла детвора в разные игрушки. Попик высох. Еле жив. Храм — пустое место. Все село заворожил тюк Резинотреста. — Это что! — смеется Клим. — Дай на ноги станем, — непременно полетим на аэроплане. Снарядим его у нас, выстроим машину. Подкуём летуна собственною шиной. Загранице ни на руб не давай нажиться. Живо деньги удерут в эту заграницу. Если ж станем брать свое, будет нам лафа житье. — И добавил Клим, ярясь: — Мы других не плоше. Через всяческую грязь проведут галоши. Если ж враг захочет съесть нас и нашу ношу, как бы тем врагам не сесть в эту же галошу!