Жил-был один чудак, Он как-то раз, весной, Сказал чуть-чуть не так — И стал невыездной. А может, что-то спел не то По молодости лет, А может, выпил два по сто С кем выпивать не след. Письмо не отправлял Простым и заказным И не подозревал, Что стал невыездным. Да и не собирался он На выезд никуда — К друзьям лишь ездил на поклон В другие города. На сплетни он махнул Свободною рукой, Сидел и в ус не дул Чудак невыездной. С ним вежливы, на вы — везде, Без спущенных забрал, Подписку о невыезде Никто с него не брал. Он в карточной игре Зря гнался за игрой — Всегда без козырей И вечно «без одной». И жил он по пословице: Хоть эта масть не та — Всё скоро обеззлобится И встанет на места. И он пером скрипел То злее, то добрей, Писал себе и пел Про всяческих зверей: Что, мол, приплыл гиппопотам С Египта в Сомали — Хотел обосноваться там, Но высох на мели. И строки те прочлись Кому-то поутру — И, видимо, пришлись С утра не по нутру. Должно быть, между строк прочли, Что бегемот — не тот, Что Сомали — не Сомали, Что всё наоборот. Прочли, от сих до сех Разрыв и перерыв, Закрыли это в сейф, И все — на перерыв. Чудак пил кофе натощак — Такой же заводной, Но для кого-то был чудак Уже невыездной. Пришла пора, а то Он век бы не узнал, Что он совсем не то, За что себя считал. И после нескольких атак, В июльский летний зной Ему сказали: «Ты, чудак, Давно невыездной!» Другой бы, может, и запил, А он — махнул рукой! Что я? Когда и Пушкин был Всю жизнь невыездной!