Вставайте, вставайте, вставайте, Работник с портфелем и без! Очки на носы надевайте, Премьера готовится здесь. Вперёд! Пусть враг Плюёт В кулак. Театр наш уже состоялся… Нам место! Ты, недруг, белей! И как кое-кто ни старался, А вот и у нас юбилей. Этот вихрь, местком и все цеха, Выходные, наш досуг, актив — Прибирал Любимов всё к рукам С помощью того же Дупака, И теперь мы дружный коллектив. Дышит время у имярека, Дышит бурно уже полвека, Время! Правильно! Так держать, Чтоб так дальше ему дышать. Юбилеи традиционны, Но шагаем — не по стопам. Все театры реакционны, Если время не дышит там! Я не знаю, зачем, кто виной этой драмы. Тот, кто выдумал это, — наверное, слеп! Чтоб под боком у чудной, спокойнейшей «Камы» Создавать драматический этот вертеп! Утомлённые зрители, молча кутаясь в шубы, Жгут костры по ночам, бросив жён и детей, Только просят билетика посиневшие губы, Только шепчут таинственно: «Юбилей, юбилей…» О ужасная очередь из тоскующих зрителей! Тянут руки — и женщина что-то пишет впотьмах… Мне всё это знакомо: я бывал в вытрезвителе — Там рисуют похожее, только там — на ногах. И никто не додумался, чтоб работники «Камы» Оставалися на ночь — замерзавших спасать! … …Но теперь всем известно, кто виной этой драмы: Это дело Любимова, а его — поздравлять! На Таганке я раньше знал метро и тюрьму, А теперь здесь — театр, кто дошёл, докумекал? Проведите, проведите меня к нему — Я хочу видеть этого человека! Будто здесь миллион электрических вольт, А фантазии свет исходил не отсюда ль? Слава ему, пусть он не Мейерхольд — Чернь его любит за буйство и удаль. Где он, где? Неужель его нет? Если нет, я не выживу, мамочка! Это теплое мясо носил скелет На общипку Борис Иванычу. Я три года, три года по кинам блуждал, Но в башку мою мысль засела: Если он в дали дальние папу послал, Значит будет горячее дело. Он три года, три года пробивался сквозь тьму, Прижимая, как хлеб, композиции к векам… Проведите, проведите меня к нему — Я хочу поздравить этого человека.