Пожары над страной всё выше, жарче, веселей, Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа, Но вот Судьба и Время пересели на коней, А там — в галоп, под пули в лоб, — И мир ударило в озноб От этого галопа. Шальные пули злы, слепы и бестолковы, А мы летели вскачь — они за нами влёт, Расковывались кони — и горячие подковы Летели в пыль на счастье тем, кто их потом найдёт. Увёртливы поводья, словно угри, И спутаны и волосы, и мысли на бегу, А ветер дул — и расплетал нам кудри, И распрямлял извилины в мозгу. Ни бегство от огня, ни страх погони — ни при чём, А — Время подскакало, и Фортуна улыбалась, И сабли седоков скрестились с солнечным лучом; Седок — поэт, а конь — Пегас, Пожар померк, потом погас, А скачка разгоралась. Ещё не видел свет подобного аллюра — Копыта били дробь, трезвонила капель. Помешанная на крови слепая пуля-дура Прозрела, поумнела вдруг — и чаще била в цель. И кто кого — азартней перепляса, И кто скорее — в этой скачке опоздавших нет, А ветер дул, с костей сдувая мясо И радуя прохладою скелет. Удача впереди и исцеление больным. Впервые скачет Время напрямую — не по кругу. Обещанное завтра будет горьким и хмельным… Легко скакать — врага видать, И друга тоже… Благодать! Судьба летит по лугу! Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули — Замешкалась она, забыв махнуть косой, — Уже не догоняли нас и отставали пули… Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?! Пел ветер всё печальнее и глуше, Навылет Время ранено, досталось и Судьбе. Ветра и кони и тела, и души Убитых выносили на себе.