На краю края земли, где небо ясное Как бы вроде даже сходит за кордон, На горе стояло здание ужасное, Издаля напоминавшее ООН. Всё сверкает как зарница — Красота! Но только вот В этом здании царица В заточении живёт. И Кащей Бессмертный грубую животную Это здание поставил охранять, Но по-своему несчастное и кроткое, Может, было то животное — как знать! От большой тоски по маме Вечно чудище в слезах — Хоть оно с семью главами, О пятнадцати глазах. Сам Кащей (он мог бы раньше — врукопашную) От любви к царице высох и увял — И cтал по-своему несчастным старикашкою. Ну а зверь его к царице не пускал. «Пропусти меня, чего там. Я ж от страсти трепещу!..» — «Хоть снимай меня с работы — Ни за что не пропущу!» Добрый молодец Иван решил попасть туда: Мол видали мы кащеев, так-растак! Он всё время: где чего — так сразу шасть туда, Он по-своему несчастный был — дурак! То ли выпь захохотала, То ли филин заикал… На душе тоскливо стало У Ивана-дурака. Началися его подвиги напрасные, С баб-ягами никчемушная борьба… Тоже ведь она по-своему несчастная, Эта самая лесная голытьба. Скольких ведьмочков пришибнул! Двух молоденьких, в соку, Как увидел утром — всхлипнул: Жалко стало, дураку! Но, однако же, приблизился, дремотное Состоянье превозмог своё Иван, — В уголку лежало бедное животное, Все главы свои склонившее в фонтан. Тут Иван к нему сигает, Рубит голову спеша И к Кащею подступает, Кладенцом своим маша. И грозит он старику двухтыщелетнему: «Щас, — говорит, — бороду-то мигом обстригу! Так умри ты, сгинь, Кащей!» А тот в ответ ему: «Я бы — рад, но я бессмертный — не могу!» Но Иван себя не помнит: «Ах ты, гнусный фабрикант! Вон настроил сколько комнат! Девку спрятал, интриган! Я закончу дело, взявши обязательство!..» И от этих-то неслыханных речей Умер сам Кащей, без всякого вмешательства, — Он неграмотный, отсталый был Кащей. А Иван, от гнева красный, Пнул Кащея, плюнул в пол — И к по-своему несчастной Бедной узнице взошёл!..