У Доски, где почётные граждане, Я стоял больше часа однажды и Вещи слышал там — очень важные… «…В самом ихнем тылу, Под какой-то дырой, Мы лежали в пылу Да над самой горой, На природе (как в песне — на лоне), И они у нас как на ладони, Я и друг — тот, с которым зимой Из Сибири сошлись под Москвой. Раньше оба мы были охотники — А теперь на нас ватные потники Да протёртые подлокотники! Я в Сибири всего Только соболя бил, Ну а друг — он, того, На медведя ходил. Он колпашевский — тоже берлога! — Ну а я из Выезжего Лога. И ещё (если друг не хитрит): Белку — в глаз, да в любой, говорит… Разговор у нас с немцем двухствольчатый: Кто шевелится — тот и кончатый, Будь он лапчатый, перепончатый! Только спорить любил Мой сибирский дружок — Он во всём находил Свой, невидимый прок, — Оторвался на миг от прицела И сказал: «Это мёртвое тело — Бьюсь на пачку махорки с тобой!» Я взглянул — говорю: «Нет — живой! Ты его лучше пулей попотчевай. Я опричь же того ставлю хошь чего — Он усидчивый да улёжчивый!» Друг от счастья завыл — Он уверен в себе: На медведя ходил Где-то в ихней тайге — Он аж вскрикнул (негромко, конечно, Потому что — светло, не кромешно), Поглядел ещё раз на овраг — И сказал, что я лапоть и враг. И ещё заявил, что икра у них! И вообще, мол, любого добра у них!.. И — позарился на мой браунинг. Я тот браунинг взял После ходки одной: Фрица, значит, подмял, А потом — за спиной… И за этот мой подвиг геройский Подарил сам майор Коханойский Этот браунинг — тот, что со мной, — Он уж очень был мне дорогой! Но он только на это позарился. Я и парился, и мытарился… Если б знал он, как я отоварился! Я сначала: «Не дам, Не поддамся тебе!» А потом: «По рукам!» — И аж плюнул в злобе. Ведь не вещи же ценные в споре! Мы сошлись на таком договоре: Значит, я прикрываю, а тот — Во весь рост на секунду встаёт… Мы ещё пять минут погутарили — По рукам, как положено, вдарили, Вроде на поле — на базаре ли! Шепчет он: «Коль меня И в натуре убьют, Значит здесь схоронят, И — чего ещё тут…» Поглядел ещё раз вдоль дороги — И шагнул как медведь из берлоги, И хотя уже стало светло — Видел я, как сверкнуло стекло. Я нажал — выстрел был первосортненький, Хотя «соболь» попался мне вёртненький. А у ног моих — уже мёртвенький… Что теперь и наган мне — Не им воевать. Но свалился к ногам мне — Забыл как и звать, — На природе (как в песне — на лоне), И они у нас как на ладони. …Я потом разговор вспоминал: Может, правда, он белок стрелял?.. Вот всю жизнь и кручусь я как верченый. На Доске меня этой зачерчивай! …Эх, зачем он был недоверчивый!»