Вот раньше жизнь — и вверх, и вниз Идёшь без конвоиров, Покуришь «план», пойдёшь на бан И щиплешь пассажиров. А на разбой берёшь с собой Надёжную шалаву, Потом — за грудь кого-нибудь И «делаешь Варшаву». Пока следят, пока грозят — Мы это дело переносим. Наелся всласть, но вот взялась Петровка, 38. Прошёл детдом, тюрьму, приют — И срока не боялся, Когда ж везли в народный суд — Немного волновался. Зачем нам врут: «Народный суд»! — Народу я не видел. Судье — простор, и прокурор Тотчас меня обидел. Ответил на вопросы я, Но приговор — с издёвкой, И не согласен вовсе я С такой формулировкой! Не отрицаю я вины — Не в первый раз садился, Но написали, что с людьми Я грубо обходился. Неправда! — тихо подойдёшь, Попросишь сторублёвку… При чём тут нож, при чём грабёж? Меняй формулировку! Эх, был бы зал — я б речь сказал: «Товарищи, родные! К чему пенять — ведь вы меня Кормили и поили! Мне каждый деньги отдавал Без слёз, угроз и крови… Огромное спасибо вам За всё на добром слове!» И этот зал мне б хлопать стал, И я б, прервав рыданье, Им тихим голосом сказал: «Спасибо за вниманье!» Ну правда ведь — неправда ведь, Что я грабитель ловкий? Как людям мне в глаза смотреть С такой формулировкой?!