Как еще вы правили вселенной И забав на легких помочах Свой народ водили вожделенный, Чада сказок в творческих ночах, Ах, пока служили вам открыто, Был и смысл иной у бытия, Как венчали храм твой, Афродита, Лик твой, Аматузия! Как еще покров свой вдохновенье Налагало правде на чело, Жизнь полней текла чрез всё творенье; Что и жить не может, всё жило. Целый мир возвышен был убором, Чтоб прижать к груди любой предмет; Открывало посвященным взорам Всё богов заветный след. Где теперь, как нам твердят сторицей, Пышет шар, вращаясь без души, Правил там златою колесницей Гелиос в торжественной тиши. Здесь на высях жили ореады, Без дриад — ни рощи, ни лесов, И из урны радостной наяды Пена прядала ручьев. Этот лавр стыдливость девы прячет, Дочь Тантала в камне том молчит, В тростнике вот здесь Сиринкса плачет, Филомела в рощи той грустит. В тот поток как много слез, Церера, Ты о Персефоне пролила, А с того холма вотще Цитера Друга нежного звала. К порожденным от Девкалиона Нисходил весь сонм небесный сам: Посох взяв, пришел твой сын, Латона, К Пирриным прекрасным дочерям. Между смертным, богом и героем Сам Эрот союзы закреплял, Смертный рядом с богом и героем В Аматунте умолял. Строгий чин с печальным воздержаньем Были чужды жертвеному дню, Счастье было общим достояньем, И счастливец к вам вступал в родню. Было лишь прекрасное священно, Наслажденья не стыдился бог, Коль улыбку скромную камены Иль хариты вызвать мог. Светлый храм не ведал стен несносных, В славу вам герой искал меты На Истмийских играх венценосных, И гремели колесниц четы. Хороводы в пляске безупречной Вкруг вились уборных алтарей. На висках у вас венок цветочный, Под венцами шелк кудрей. Тирсоносцев радостных эвое Там, где тигров пышно запрягли, Возвещало о младом герое, И сатир и фавн, шатаясь, шли. Пред царем неистово менады Прославлять летят его вино, И зовут его живые взгляды Осушать у кружки дно. Не костяк ужасный в час томлений Подступал к одру, а уносил Поцелуй последний вздох, и гений, Наклоняя, факел свой гасил. Даже в Орке судией правдивым Восседал с весами смертной внук; Внес фракиец песнью сиротливой До Иринний грустный звук. В Елисей, к ликующему кругу Песнь слетала землю помянуть, Обретала верность вновь подругу, И возница находил свой путь. Для Линоса лира вновь отрада, Пред Алцестой дорогой Адмет, Узнает Орест опять Пилада, Стрелы друга Филоктет. Ждал борец высокого удела На тяжелом доблестном пути; Совершитель дел великих смело До богов высоких мог дойти. Сами боги, преклонясь, смолкают Пред зовущим к жизни мертвецов, И над кормчим светочи мерцают Олимпийских близнецов. Светлый мир, о где ты? Как чудесен Был природы радостный расцвет! Ах, в стране одной волшебных песен Не утрачен сказочный свой след! Загрустя, повымерли долины, Взор нигде не встретит божества, — Ах, от той живительной картины Только тень видна едва! Всех цветов душистых строй великой Злым дыханьем севера снесен, Чтоб один возвысился владыкой, Мир богов на гибель осужден. Я ищу по небу, грусти полный, Но тебя, Селена, нет как нет! Оглашаю рощи, кличу в волны, — Безответен мой привет. Без сознанья радость расточая, Не провидя блеска своего, Над собой вождя не сознавая, Не деля восторга моего, Без любви к виновнику творенья, Как часы, неоживлен и сир, Рабски лишь закону тяготенья, Обезбожен, служит мир. Чтоб плодом назавтра разрешиться, Рыть могилу нынче суждено; Сам собой в ущерб и в ширь крутится Месяц всё на то ж веретено; Прваздно в мир искусства скрылись боги, Бесполезны для вселенной той, Что, у них не требуя подмоги, Связь нашла в себе самой. Да, они укрылись в область сказки, Унося туда же за собой Всё величье, всю красу, все краски, А у нас остался звук пустой. И взамен веков и поколений Им вершины Пинда лишь на часть; Чтоб бессмертным жить средь песнопений, Надо в жизни этой пасть.