В те дни, как божествам для происков влюбленных Бродить среди людей случалося не раз, При помощи собак, Дианой обученных, Пресветлый Аполлон овечье стадо пас. Любил своих овец сей пастырь именитый; Как их улучшить быт — не мог придумать сам: Тяжелорунные, конечно, овцы сыты; Жаль только одного — свободы нет овцам. Хитер на выдумки, влекомый чувством братства, Меркурий пастыря в раздумье увидал (Он только проходил с ночного волокрадства) И пред задумчивым владыкою предстал. «Не надивлюсь, — сказал, — как может ум великий В потемках там бродить, где ясно всё как день? Ты начинай с собак: оставь их для прилики, Но только ты на всех намордники надень». — «А волки?» — «Что?» — «Придут». — «Пустые это толки: Им про намордники нельзя узнать в лесах. Не тронут». — «Ну, пускай; пусть волки будут волки; Но как с овцами быть? Подумай об овцах!» — «А сами овцы что ж? Иль на себя не глянут? Ведь жеребец ведет табун свой как тиран». — «Баран не жеребец: их слушаться не станут. Подумай сам, какой уж набольший баран!» — «Всё больше дива мне, признаюсь откровенно! Препятствия во всём нарочно ищешь ты. Пусть сами выберут своих, а ты мгновенно Им лапы отрасти да закорючь хвосты». «Мысль — дать собачий чин — отличная, признаться: Науки обретут и пользу в ней и честь; Но стражи новые должны же и питаться: Не лишнее спросить — что оборотню есть?» — «Конечно, натощак служить накладно миру, Но может ли вопрос возникнуть в том какой? Тут овцы, поглядишь, готовы лопнуть с жиру: Дозволь такой овце всеядной быть овцой». Так всё улажено. Все овцы без оглядок Бегут, жуют кусты и суются под тень. Собакам из овец кусок служебный сладок, А прежние — глядят, да на носу ремень. Промеж овец везде доходит уж до драки — Знать, стало невтерпеж порядки эти несть, — И каждой хочется из них попасть в собаки: Чем накормить собой другого, лучше есть. В дрему и болотах все овцы побывали, — Не знают, как бежать, укрыться только где б, — И овцы извелись, и овцы зачихали… Не знаю, долго ли над ними бился Феб.