1 На гранит ступает твердо Неприступный Рауфенбах, И четыре башни гордо Там белеют на углах. Заредеют ли туманы Перед утренней зарей, Освежатся ли поляны Хладной вечера росой, Пробирается ль в тумане В полночь чуткая луна, — Всё молений и стенаний Башня южная полна. Там под кровлею железной Протянулося окно, И решеткой бесполезной Не заковано оно. Что ж ты, пленник, так бледнеешь? Вольный мир перед тобой! Иль нет крыльев? — Знать, сотлеешь За удушливой стеной. Но потухшими очами Ты не смотришь в синю даль; Знать, что куплено слезами, Знать, чего так больно жаль, — Не вдали. Сухие руки Не протягивай к земле, И в жару безумной муки Не зови ее к себе! Что ты бьешься?.. Теодора, Нежный друг твой, не придет, Не избавит от позора И на грудь не упадет. Завтра казнь! Барону-змею Любо, что перед женой Завтра к плахе склонишь шею Ты с косматой головой!.. 2 Светом облит лик иконы, перед ней стоит налой, Слышны вздохи, слышны стоны, И, во прах склонясь главой, Горько плачет Теодора, Кудри по полу легли; Завтра день его позора, Завтра с горестной земли Милый друг ее умчится; Не слезой горячей к ней Он в последнее простится — Жаркой кровию своей! 3 Уж редеет сумрак хладный, Уж поднялся эшафот, И кругом толпою жадной Собирается народ. Час настал. С своей женою К башне подошел барон И могучею рукою Уж замка коснулся он. Вдруг с окна над ним слетело Что-то. — Ах! — и уж в пыли Два разбитых мертвых тела Близ дверей тюрьмы легли. 4 Там, в капелле, под горою, За решеткой золотой, Спит под мраморной плитою Рауфенбах с своей женой. Любо черни на просторе, Что толпе любви закон? Душно в гробе Теодоре Спать с немилым; где же он? Холм песчаный за рекою Лег над избранным твоим. Всё там тихо, — лишь зарею Ворон каркает над ним.