1 Когда в листве сырой и ржавой Рябины заалеет гроздь, — Когда палач рукой костлявой Вобьет в ладонь последний гвоздь, — Когда над рябью рек свинцовой, В сырой и серой высоте, Пред ликом родины суровой Я закачаюсь на кресте, — Тогда — просторно и далеко Смотрю сквозь кровь предсмертных слез, И вижу: по реке широкой Ко мне плывет в челне Христос. В глазах — такие же надежды, И то же рубище на нем. И жалко смотрит из одежды Ладонь, пробитая гвоздем. Христос! Родной простор печален! Изнемогаю на кресте! И челн твой — будет ли причален К моей распятой высоте? 2 И вот уже ветром разбиты, убиты Кусты облетелой ракиты. И прахом дорожным Угрюмая старость легла на ланитах. Но в темных орбитах Взглянули, сверкнули глаза невозможным… И радость, и слава — Всё в этом сияньи бездонном, И дальном. Но смятые травы Печальны, И листья крутятся в лесу обнаженном… И снится, и снится, и снится: Бывалое солнце! Тебя мне всё жальче и жальче… О, глупое сердце, Смеющийся мальчик, Когда перестанешь ты биться? 3 Под ветром холодные плечи Твои обнимать так отрадно: Ты думаешь — нежная ласка, Я знаю — восторг мятежа! И теплятся очи, как свечи Ночные, и слушаю жадно — Шевелится страшная сказка, И звездная дышит межа… О, в этот сияющий вечер Ты будешь всё так же прекрасна, И, верная темному раю, Ты будешь мне светлой звездой! Я знаю, что холоден ветер, Я верю, что осень бесстрастна! Но в темном плаще не узнают, Что ты пировала со мной!.. И мчимся в осенние дали, И слушаем дальние трубы, И мерим ночные дороги, Холодные выси мои… Часы торжества миновали — Мои опьяненные губы Целуют в предсмертной тревоге Холодные губы твои.