Погашен в лампе свет, и ночь спокойна и ясна, На памяти моей встают былые времена, Плывут сказанья в вышине, как перья облаков, И в сердце странно и светло, печально и легко. И звезды ясно смотрят вниз, блаженствуя в ночи, Как будто смерти в мире нет, спокойны их лучи. Ты понял их язык без слов? Легенда есть одна, Я научился ей у звезд, послушай, вот она: Далёко, на звезде одной, в величьи зорь он жил, И на звезде другой — она, среди иных светил. И Салами? звалась она, и Зулами?т был он, И их любовь была чиста, как звездный небосклон. Они любили на земле в минувшие года, Но грех и горе, ночь и смерть их развели тогда. В покое смерти крылья им прозрачные даны, И жить на разных двух звезда?х они осуждены. Сны друг о друге в голубой пустыне снились им, Меж ними — солнечный простор сиял, неизмерим; Неисчислимые миры, созданье рук творца, Горели между ним и ей в сияньи без конца. И Зуламит в вечерний час, сжигаемый тоской, От мира к миру кинуть мост задумал световой; И Салами в тоске, как он, — и стала строить мост От берега своей звезды — к нему, чрез бездну звезд. С горячей верой сотни лет упорный длится труд, И вот — сияет Млечный Путь, и звездный мост сомкну?т; Весь охватив небесный свод, в зенит уходит он, И берег с берегом другим теперь соединен. И херувимов страх объял; они к творцу летят: «О, господи, что? Салами и Зуламит творят!» Но всемогущий им в ответ улыбкой просиял: «Я не хочу крушить того, что жар любви сковал». А Салами и Зуламит, едва окончен мост, Спешат в объятия любви, — светлейшая из звезд, Куда ни ступят, заблестит на радостном пути, Так после долгих бед душа готова вновь цвести. И всё, что радостью любви горело на земле, Что горем, смертью и грехом разлучено во мгле, — От мира к миру кинуть мост пусть только сил найдет, — Верь, обретет свою любовь, его тоска пройдет.