. . . . . . . Сокрылся он, Любви, забав питомец нежный; Кругом его глубокий сон И хлад могилы безмятежной… Любил он игры наших дев, Когда весной в тени дерев Они кружились на свободе; Но нынче в резвом хороводе Не слышен уж его припев. Давно ли старцы любовались Его веселостью живой, Полупечально улыбались И говорили меж собой: «И мы любили хороводы, Блистали также в нас умы; Но погоди: приспеют годы, И будешь то, что ныне мы; Как нам, о мира гость игривый, Тебе постынет белый свет; Теперь играй…» Но старцы живы, А он увял во цвете лет, И без него друзья пируют, Других уж полюбить успев; Уж редко, редко именуют Его в беседе юных дев. Из милых жен, его любивших, Одна, быть может, слезы льет И память радостей почивших Привычной думою зовет… К чему?.. Над ясными водами Гробницы мирною семьей Под наклоненными крестами Таятся в роще вековой. Там, на краю большой дороги, Где липа старая шумит, Забыв сердечные тревоги, Наш бедный юноша лежит… Напрасно блещет луч денницы, Иль ходит месяц средь небес, И вкруг бесчувственной гробницы Ручей журчит и шепчет лес; Напрасно утром за малиной К ручью красавица с корзиной Идет и в холод ключевой Пугливо ногу опускает: Ничто его не вызывает Из мирной сени гробовой…