Вечерня отошла давно, Но в кельях тихо и темно. Уже и сам игумен строгий Свои молитвы прекратил И кости ветхие склонил, Перекрестясь, на одр убогий. Кругом и сон и тишина, Но церкви дверь отворена; Трепещет . . . луч лампады, И тускло озаряет он И темну живопись икон, И позлащенные оклады. И раздается в тишине То тяжкий вздох, то шепот важный, И мрачно дремлет в вышине Старинный свод, глухой и влажный. Стоят за клиросом чернец И грешник — неподвижны оба — И шепот их, как глас из гроба, И грешник бледен, как мертвец. Монах Несчастный — полно, перестань, Ужасна исповедь злодея! Заплачена тобою дань Тому, кто, в злобе пламенея, Лукаво грешника блюдет И к вечной гибели ведет. Смирись! опомнись! время, время, Раскаянья . . . . покров Я разрешу тебя — грехов Сложи мучительное бремя.