Недавно бедный мусульман В Юрзуфе жил с детьми, с женою; Душевно почитал священный Алькоран И счастлив был своей судьбою; Мехмет (так звался он) прилежно целый день Ходил за ульями, за стадом И за домашним виноградом, Не зная, что такое лень; Жену свою любил — Фатима это знала, И каждый год ему детей она рожала — По-нашему, друзья, хоть это и смешно, Но у татар уж так заведено. — Фатима раз (она в то время Несла трехмесячное бремя, — А каждый ведает, что в эти времена И даже самая степенная жена Имеет прихоти то эти, то другие, И боже упаси, какие!) — Фатима говорит умильно муженьку: «Мой друг, мне хочется ужасно каймаку. Теряю память я, рассудок, Во мне так и горит желудок; Я не спала всю ночь — и посмотри, душа, Сегодня, верно, я совсем нехороша. Всего мне должно опасаться: Не смею даже почесаться, Чтоб крошку не родить с сметаной на носу, — Такой я муки не снесу. Любезный, миленькой, красавец, мой дружочек, Достань мне каймаку хоть крохотный кусочек». Мехмет разнежился, собрался, завязал В кушак тарелку жестяную; Детей благословил, жену поцеловал И мигом в ближнюю долину побежал, Чтобы порадовать больную. Не шел он, а летел — зато в обратный путь Пустился по горам, едва, едва шагая; И скоро стал искать, совсем изнемогая, Местечка, где бы отдохнуть. По счастью, на конце долины Увидел он ручей, Добрел до берегов и лег в тени ветвей. Журчанье вод, дерев вершины, Душистая трава, прохладный бережок, И тень, и легкий ветерок — Все нежило, все говорило: «Люби иль почивай!» — Люби! таких затей Мехмету в ум не приходило, Хоть он и мог. — Но спать! вот это мило, Благоразумней и верней. Зато Мехмет, как царь, уснул в долине; Положим, что царям приятно спать дано Под балдахином на перине, Хоть это, впрочем, мудрено.