Бой безвестный, о котором Речь сегодня поведем, Был, прошел, забылся скоро… Да и вспомнят ли о нем? Бой в лесу, в кустах, в болоте, Где война стелила путь, Где вода была пехоте По колено, грязь — по грудь; Где брели бойцы понуро, И, скользнув с бревна в ночи, Артиллерия тонула, Увязали тягачи. Этот бой в болоте диком На втором году войны Не за город шел великий, Что один у всей страны; Не за гордую твердыню, Что у матушки-реки, А за некий, скажем ныне, Населенный пункт Борки. Он стоял за тем болотом У конца лесной тропы, В нем осталось ровным счетом Обгорелых три трубы. Там с открытых и закрытых Огневых — кому забыть!— Было бито, бито, бито, И, казалось, что там бить? Там в щебенку каждый камень, В щепки каждое бревно. Называлось там Борками Место черное одно. А в окружку — мох, болото, Край от мира в стороне. И подумать вдруг, что кто-то Здесь родился, жил, работал, Кто сегодня на войне. Где ты, где ты, мальчик босый, Деревенский пастушок, Что по этим дымным росам, Что по этим кочкам шел? Бился ль ты в горах Кавказа Или пал за Сталинград, Мой земляк, ровесник, брат, Верный долгу и приказу Русский труженик-солдат. Или, может, в этих дымах, Что уже недалеки, Видишь нынче свой родимый Угол дедовский, Борки? И у той черты недальной, У земли многострадальной. Что была к тебе добра, Влился голос твой в печальный И протяжный стон: «Ура-а…» Как в бою удачи мало И дела нехороши, Виноватого, бывало, Там попробуй поищи. Артиллерия толково Говорит — она права: — Вся беда, что танки снова В лес свернули по дрова. А еще сложнее счеты, Чуть танкиста повстречал: — Подвела опять пехота. Залегла. Пропал запал. А пехота не хвастливо, Без отрыва от земли Лишь махнет рукой лениво: — Точно. Танки подвели. Так идет оно по кругу, И ругают все друг друга, Лишь в согласье все подряд Авиацию бранят. Все хорошие ребята, Как посмотришь — красота, И ничуть не виноваты, И деревня не взята. И противник по болоту, По траншейкам торфяным Садит вновь из минометов — Что ты хочешь делай с ним. Адреса разведал точно, Шлет посылки спешной почтой, И лежишь ты, адресат, Изнывая, ждешь за кочкой, Скоро ль мина влепит в зад. Перемокшая пехота В полный смак клянет болото, Не мечтает о другом — Хоть бы смерть, да на сухом. Кто-нибудь еще расскажет, Как лежали там в тоске. Третьи сутки кукиш кажет В животе кишка кишке. Посыпает дождик редкий, Кашель злой терзает грудь. Ни клочка родной газетки — Козью ножку завернуть; И ни спичек, ни махорки — Все раскисло от воды. — Согласись, Василий Теркин, Хуже нет уже беды? Тот лежит у края лужи, Усмехнулся: — Нет, друзья, Во сто раз бывает хуже, Это точно знаю я. — Где уж хуже… — А не спорьте, Кто не хочет, тот не верь, Я сказал бы: на курорте Мы находимся теперь. И глядит шутник великий На людей со стороны. Губы — то ли от черники, То ль от холода черны. Говорит: — В своем болоте Ты находишься сейчас. Ты в цепи. Во взводе. В роте. Ты имеешь связь и часть. Даже сетовать неловко При такой, чудак, судьбе. У тебя в руках винтовка, Две гранаты при тебе. У тебя — в тылу ль, на фланге,— Сам не знаешь, как силен,— Бронебойки, пушки, танки. Ты, брат,— это батальон. Полк. Дивизия. А хочешь — Фронт. Россия! Наконец, Я скажу тебе короче И понятней: ты — боец. Ты в строю, прошу усвоить, А быть может, год назад Ты бы здесь изведал, воин, То, что наш изведал брат. Ноги б с горя не носили! Где свои, где чьи края? Где тот фронт и где Россия? По какой рубеж своя? И однажды ночью поздно, От деревни в стороне Укрывался б ты в колхозной, Например, сенной копне… Тут, озноб вдувая в души, Долгой выгнувшись дугой, Смертный свист скатился в уши, Ближе, ниже, суше, глуше — И разрыв! За ним другой… — Ну, накрыл. Не даст дослушать Человека. — Он такой… И за каждым тем разрывом На примолкнувших ребят Рваный лист, кружась лениво, Ветки сбитые летят. Тянет всех, зовет куда-то, Уходи, беда вот-вот… Только Теркин: — Брось, ребята, Говорю — не попадет. Сам сидит как будто в кресле… Всех страхует от огня. — Ну, а если?.. — А уж если… Получи тогда с меня. Слушай лучше. Я серьезно Рассуждаю о войне. Вот лежишь ты в той бесхозной, В поле брошенной копне. Немец где? До ближней хаты Полверсты — ни дать ни взять, И приходят два солдата В поле сена навязать. Из копнушки вяжут сено, Той, где ты нашел приют, Уминают под колено И поют. И что ж поют! Хлопцы, верьте мне, не верьте, Только врать не стал бы я, А поют худые черти, Сам слыхал: «Москва моя». Тут состроил Теркин рожу И привстал, держась за пень, И запел весьма похоже, Как бы немец мог запеть. До того тянул он криво, И смотрел при этом он Так чванливо, так тоскливо, Так чудно,— печенки вон! — Вот и смех тебе. Однако Услыхал бы ты тогда Эту песню,— ты б заплакал От печали и стыда. И смеешься ты сегодня, Потому что, знай, боец: Этой песни прошлогодней Нынче немец не певец. — Не певец-то — это верно, Это ясно, час не тот… — А деревню-то, примерно, Вот берем — не отдает. И с тоскою бесконечной, Что, быть может, год берег, Кто-то так чистосердечно, Глубоко, как мех кузнечный, Вдруг вздохнул: — Ого, сынок! Подивился Теркин вздоху, Посмотрел,— ну, ну!— сказал,— И такой ребячий хохот Всех опять в работу взял. — Ах ты, Теркин. Ну и малый. И в кого ты удался, Только мать, наверно, знала… — Я от тетки родился. — Теркин — теткин, елки-палки, Сыпь еще назло врагу. — Не могу. Таланта жалко. До бомбежки берегу. Получай тогда на выбор, Что имею про запас. — И за то тебе спасибо. — На здоровье. В добрый час. Заключить теперь нельзя ли, Что, мол, горе не беда, Что ребята встали, взяли Деревушку без труда? Что с удачей постоянной Теркин подвиг совершил: Русской ложкой деревянной Восемь фрицев уложил! Нет, товарищ, скажем прямо: Был он долог до тоски, Летний бой за этот самый Населенный пункт Борки. Много дней прошло суровых, Горьких, списанных в расход. — Но позвольте,— скажут снова, Так о чем тут речь идет? Речь идет о том болоте, Где война стелила путь, Где вода была пехоте По колено, грязь — по грудь; Где в трясине, в ржавой каше, Безответно — в счет, не в счет — Шли, ползли, лежали наши Днем и ночью напролет; Где подарком из подарков, Как труды ни велики, Не Ростов им был, не Харьков, Населенный пункт Борки. И в глуши, в бою безвестном, В сосняке, в кустах сырых Смертью праведной и честной Пали многие из них. Пусть тот бой не упомянут В списке славы золотой, День придет — еще повстанут Люди в памяти живой. И в одной бессмертной книге Будут все навек равны — Кто за город пал великий, Что один у всей страны; Кто за гордую твердыню, Что у Волги у реки, Кто за тот, забытый ныне, Населенный пункт Борки. И Россия — мать родная — Почесть всем отдаст сполна. Бой иной, пора иная, Жизнь одна и смерть одна.