Бой в разгаре. Дымкой синей Серый снег заволокло. И в цепи идет Василий, Под огнем идет в село… И до отчего порога, До родимого села Через то село дорога — Не иначе — пролегла. Что поделаешь — иному И еще кружнее путь. И идет иной до дому То ли степью незнакомой, То ль горами где-нибудь… Низко смерть над шапкой свищет, Хоть кого согнет в дугу. Цепь идет, как будто ищет Что-то в поле на снегу. И бойцам, что помоложе, Что впервые так идут, В этот час всего дороже Знать одно, что Теркин тут. Хорошо — хотя ознобцем Пронимает под огнем — Не последним самым хлопцем Показать себя при нем. Толку нет, что в миг тоскливый, Как снаряд берет разбег, Теркин так же ждет разрыва, Камнем кинувшись на снег; Что над страхом меньше власти У того в бою подчас, Кто судьбу свою и счастье Испытал уже не раз; Что, быть может, эта сила Уцелевшим из огня Человека выносила До сегодняшнего дня,— До вот этой борозденки, Где лежит, вобрав живот, Он, обшитый кожей тонкой Человек. Лежит и ждет… Где-то там, за полем бранным, Думу думает свою Тот, по чьим часам карманным Все часы идут в бою. И за всей вокруг пальбою, За разрывами в дыму Он следит, владыка боя, И решает, что к чему. Где-то там, в песчаной круче, В блиндаже сухом, сыпучем, Глядя в карту, генерал Те часы свои достал; Хлопнул крышкой, точно дверкой, Поднял шапку, вытер пот… И дождался, слышит Теркин: — Взвод! За Родину! Вперед!.. И хотя слова он эти — Клич у смерти на краю — Сотни раз читал в газете И не раз слыхал в бою,— В душу вновь они вступали С одинаковою той Властью правды и печали, Сладкой горечи святой; С тою силой неизменной, Что людей в огонь ведет, Что за все ответ священный На себя уже берет. — Взвод! За Родину! Вперед!.. Лейтенант щеголеватый, Конник, спешенный в боях, По-мальчишечьи усатый, Весельчак, плясун, казак, Первым встал, стреляя с ходу, Побежал вперед со взводом, Обходя село с задов. И пролег уже далеко След его в снегу глубоком — Дальше всех в цепи следов. Вот уже у крайней хаты Поднял он ладонь к усам: — Молодцы! Вперед, ребята!— Крикнул так молодцевато, Словно был Чапаев сам. Только вдруг вперед подался, Оступился на бегу, Четкий след его прервался На снегу… И нырнул он в снег, как в воду, Как мальчонка с лодки в вир. И пошло в цепи по взводу: — Ранен! Ранен командир!.. Подбежали. И тогда-то, С тем и будет не забыт, Он привстал: — Вперед, ребята! Я не ранен. Я — убит… Край села, сады, задворки — В двух шагах, в руках вот-вот… И увидел, понял Теркин, Что вести его черед. — Взвод! За Родину! Вперед!.. И доверчиво по знаку, За товарищем спеша, С места бросились в атаку Сорок душ — одна душа… Если есть в бою удача, То в исходе все подряд С похвалой, весьма горячей, Друг о друге говорят.. — Танки действовали славно. — Шли саперы молодцом. — Артиллерия подавно Не ударит в грязь лицом. — А пехота! — Как по нотам, Шла пехота. Ну да что там! Авиация — и та… Словом, просто — красота. И бывает так, не скроем, Что успех глаза слепит: Столько сыщется героев, Что — глядишь — один забыт. Но для точности примерной, Для порядка генерал, Кто в село ворвался первым, Знать на месте пожелал. Доложили, как обычно: Мол, такой-то взял село, Но не смог явиться лично, Так как ранен тяжело. И тогда из всех фамилий, Всех сегодняшних имен — Теркин — вырвалось — Василий! Это был, конечно, он.