Александр Твардовский — В ночь, как все, старик с женой
В ночь, как все, старик с женой Поселились в яме. А война — не стороной, Нет, над головами. Довелось под старость лет: Ни в пути, ни дома, А у входа на тот свет Ждать в часы приема. Под накатом из жердей, На мешке картошки, С узелком, с горшком углей, С курицей в лукошке… Две войны прошел солдат Целый, невредимый. Пощади его, снаряд, В конопле родимой! Просвисти над головой, Но вблизи не падай, Даже если ты и свой, — Все равно не надо! Мелко крестится жена, Сам не скроешь дрожи! Ведь живая смерть страшна И солдату тоже. Стихнул грохот огневой С полночи впервые. Вдруг — шаги за коноплей. — Ну, идут… немые… По картофельным рядам К погребушке прямо. — Ну, старик, не выйти нам Из готовой ямы. Но старик встает, плюет По-мужицки в руку, За топор — и наперед: Заслонил старуху. Гибель верную свою, Как тот миг ни горек, Порешил встречать в бою, Держит свой топорик. Вот шаги у края — стоп! И на шубу глухо Осыпается окоп. Обмерла старуха. Все же вроде как жива, — Наше место свято, — Слышит русские слова: — Жители, ребята?.. — Детки! Родненькие… Детки!.. Уронил топорик дед. — Мы, отец, еще в разведке, Тех встречай, что будут вслед. На подбор орлы-ребята, Молодец до молодца. И старшой у аппарата, — Хоть ты что, знаком с лица. — Закурить? Верти, папаша.- Дед садится, вытер лоб. — Ну, ребята, счастье ваше — Голос подали. А то б… И старшой ему кивает: — Ничего. На том стоим. На войне, отец, бывает — Попадает по своим. — Точно так. — И тут бы деду В самый раз, что покурить, В самый раз продлить беседу: Столько ждал! — Поговорить. Но они спешат не в шутку. И еще не снялся дым… — Погоди, отец, минутку, Дай сперва освободим… Молодец ему при этом Подмигнул для красоты, И его по всем приметам Дед узнал: — Так это ж ты! Друг-знакомец, мастер-ухарь, С кем сидели у стола. Погляди скорей, старуха! Узнаешь его, орла? Та как глянула: — Сыночек! Голубочек. Вот уж гость. Может, сала съешь кусочек, Воевал, устал небось? Смотрит он, шутник тот самый: — Закусить бы счел за честь, Но ведь нету, бабка, сала? — Да и нет, а все же есть… — Значит, цел, орел, покуда. — Ну, отец, не только цел: Отступал солдат отсюда, А теперь, гляди, кто буду, — Вроде даже офицер. — Офицер? Так-так. Понятно, — Дед кивает головой.- Ну, а если… на попятный, То опять как рядовой?.. — Нет, отец, забудь. Отныне Нерушим простой завет: Ни в большом, ни в малом чине На попятный ходу нет. Откажи мне в черствой корке, Прогони тогда за дверь. Это я, Василий Теркин, Говорю. И ты уж верь. — Да уж верю! Как получше, На какой теперь манер: Господин, сказать, поручик Иль товарищ, офицер? — Стар годами, слаб глазами, И, однако, ты, старик, За два года с господами К обращению привык… Дед — плеваться, а старуха, Подпершись одной рукой, Чуть склонясь и эту руку Взявши под локоть другой, Все смотрела, как на сына Смотрит мать из уголка. — 3акуси еще, — просила, — Закуси, поешь пока… И спешил, а все ж отведал, Угостился, как родной.. Табаку отсыпал деду И простился. — Связь, за мной! — И уже пройдя немного, — Мастер памятлив и тут, — Теркин будто бы с порога Про часы спросил: — Идут? — Как не так! — и вновь причина Бабе кинуться в слезу. — Будет, бабка! Из Берлина Двое новых привезу.