I На журнальных обложках — люрексы. Уго Чавес стал кумачовым. Есть гламурная революция. И пророк её — Пугачёва. Обзывали её Пугалкиной, клали в гнёздышко пух грачёвый. Над эстрадой нашей хабалковой звёзды — Галкин и Пугачёва. Мы пытаемся лодку раскачивать, ищем рифму на Башлачёва, угощаемся в даче Гачева, а она — уже Пугачёва. Она уже очумела от неясной тоски астральной — роль великой революционерки, ограниченная эстрадой. Для какого-то Марио Луцци это просто дела амурные. Для нас это всё Революция — не кровавая, а гламурная. Есть явление русской жизни, называемое Пугачёвщина. — Сублимация безотчётная в сферы физики, спорт, круизы. А душа все неугощённая! Её воспринимают шизы, как общественную пощёчину. В ресторанчике светской вилкою ты расчёсываешь анчоусы, провоцируя боль великую — пугачёвщину. На Стромынке словили голого, и ведут, в шинель заворачивая. Я боюсь за твою голову. Не отрубленную. Оранжевую. II Галкин — в белом, и в алом — Алла пусть летают в гламурных гала. Как “Влюбленные” от Шагала. Вместо общего: «фак ю офф»! Чтоб страна обалдев читала: «ГАЛКИН + АЛЛА = ЛЮБОВЬ.»