Юрий Владимирович Давыдов. Смущал он, получив “Триумф”, блатною шапочкой ликвидов наполеоновский треух. Бывалый зэк, свистя Вертинского, знал, что прогресс реакционен, за пазухою с четвертинкою был празднично эрекционен. На сердце ссадины найдут его. Стыдил он критика надутого: мол, муж большого прилежания и ма-алого дарования. Бледнели Брежневы и Сусловы, когда, загадочней хасидов, за правду сексуальным сусликом под свист выскакивал Давыдов. Не залезал он в телеящики. Мне нашу жизнь собой являл. И клинышек его тельняшки звенел, как клавиша цимбал. Вне своры был, с билетом волчьим. Он верил в жизни торжество. Жизнь поступила с ним, как сволочь, когда покинула его.