Ах, мало мне другой заботы, обременяющей чело, — мне маленькие самолеты все снятся, не пойму с чего. Им все равно, как сниться мне: то, как птенцы, с моей ладони они зерно берут, то в доме живут, словно сверчки в стене. Иль тычутся в меня они носами глупыми: рыбешка так ходит возле ног ребенка, щекочет и смешит ступни. Порой вкруг моего огня они толкаются и слепнут, читать мне не дают, и лепет их крыльев трогает меня. Еще придумали: детьми ко мне пришли, и со слезами, едва с моих колен слезали, кричали: «На руки возьми!» Прогонишь — снова тут как тут: из темноты, из блеска ваксы. кося белком, как будто таксы, тела их долгие плывут. Что ж, он навек дарован мне — сон жалостный, сон современный, и в нем — ручной, несоразмерный тот самолетик в глубине? И все же, отрезвев от сна, иду я на аэродромы- следить огромные те громы, озвучившие времена. Когда в преддверье высоты всесильный действует пропеллер, я думаю — ты все проверил, мой маленький? Не вырос ты. Ты здесь огромным серебром всех обманул — на самом деле ты крошка, ты дитя, ты еле заметен там, на голубом. И вот мерцаем мы с тобой на разных полюсах пространства. Наверно боязно расстаться тебе со мной — такой большой? Но там, куда ты вознесен, во тьме всех позывных мелодий, пускай мой добрый, странный сон хранит тебя, о самолетик!