Пришла. Стоит. Ей восемнадцать лет. — Вам сколько лет? — Ответила: — Осьмнадцать. Многоугольник скул, локтей, колен. Надменность, угловатость и косматость. Все чудно в ней: и доблесть худобы, и рыцарский какой-то блеск во взгляде, и смуглый лоб… Я знаю эти лбы: ночь напролет при лампе и тетради. Так и сказала: — Мне осьмнадцать лет. Меня никто не понимает в доме. И пусть! И пусть! Я знаю, что поэт! — И плачет, не убрав лицо в ладони. Люблю, как смотрит гневно и темно, и как добра, и как жадна до боли. Я улыбаюсь. Знаю, что — давно, а думаю: давно ль и я, давно ли?.. Прощается. Ей надобно — скорей, не расточив из времени ни часа, робеть, не зная прелести своей, печалиться, не узнавая счастья…