Вот паруса живая тень зрачок прозревший осеняет, и звон стоит, и зимний день крахмалом праздничным сияет. Проснуться, выйти на порог и наблюдать, как в дни былые, тот белый свет, где бел платок и маляра белы белила, где мальчик ходит у стены и, рисовальщик неученый, средь известковой белизны выводит свой рисунок черный. И сумма нежная штрихов живет и головой качает, смеется из-за пустяков и девочку обозначает. Так, в сердце мальчика проспав, она вступает в пробужденье, стоит, на цыпочки привстав, вся жизненность и вся движенье. Еще дитя, еще намек, еще в походке ошибаясь, приходит в мир, как в свой чертог, погоде странной улыбаясь. О Буратино, ты влюблен! От невлюбленных нас отличен! Нескладностью своей смешон и бледностью своей трагичен. Ужель в младенчестве твоем, догадкой осенен мгновенной, ты слышишь в ясном небе гром любви и верности неверной? Дано предчувствовать плечам, как тяжела ты, тяжесть злая, и предстоящая печаль печальна, как печаль былая…