Я вас люблю, красавицы столетий, за ваш небрежный выпорх из дверей, за право жить, вдыхая жизнь соцветий и на плечи накинув смерть зверей. Как будто мало ямба и хорея ушло на ваши души и тела, на каторге чужой любви старея, о, сколько я стихов перевела! Капризы ваши, шеи, губы, щеки, смесь чудную коварства и проказ — я все воспела, мы теперь в расчете, последний раз благословляю вас! Кто знал меня, тот знает, кто нимало. не знал — поверит, что я жизнь мою, всю напролет, навытяжку стояла пред женщиной, да и теперь стою. Не время ли присесть, заплакать, с места не двинуться? Невмочь мне, говорю, быть тем, что есть, и вожаком семейства, вобравшего зверье и детвору. Довольно мне чудовищем бесполым тому быть братом, этому — сестрой, то враждовать, то нежничать с глаголом, пред тем как стать травою и сосной. Машинки, взятой в ателье проката, подстрочников и прочего труда я не хочу! Я делаюсь богата, неграмотна, пригожа и горда. Я выбираю, поступясь талантом, стать оборотнем с розовым зонтом, с кисейным бантом и под ручку с франтом, а что есть ямб — знать не хочу о том. Лукавь, мой франт, опутывай, не мешкай! Неведомо простой душе твоей, какой повадкой и какой усмешкой владею я — я друг моих друзей. Красавицы, ах, это все неправда! Я знаю вас — вы верите словам. Неужто я покину вас на франта? Он и в подруги не годится вам. Люблю, когда, ступая, как летая, проноситесь, смеясь и лепеча. Суть женственности вечно золотая и для меня — священная свеча. Обзавестись бы вашими правами, чтоб стать, как вы, и в этом преуспеть! Но кто, как я, сумеет встать пред вами? Но кто, как я, посмеет вас воспеть?