Варшава, я тебя люблю легко, печально и навеки. Хоть в арсенале слов, наверно, слова есть тоньше и верней, Но та, что с левой стороны, святая мышца в человеке как бьется, как она тоскует!.. И ничего не сделать с ней. Трясутся дрожки. Ночь плывет. Отбушевал в Варшаве полдень. Она пропитана любовью и муками обожжена, как веточка в Лазенках та, которую я нынче поднял, Как 3игмунта поклон неловкий, как пани странная одна. Забытый Богом и людьми, спит офицер в конфедератке. Над ним шумят леса чужие, чужая плещется река. Пройдут недолгие века — напишут школьники в тетрадке Про все, что нам не позволяет писать дрожащая рука. Невыносимо, как в раю, добро просеивать сквозь сито, слова процеживать сквозь зубы, сквозь недоверие — любовь… Фортуну верткую свою воспитываю жить открыто, Надежду — не терять надежды, доверие — проснуться вновь. зчик, зажигай фонарь на старомодных крыльях Извозчик, зажигай фонарь на старомодных крыльях дрожек. Неправда, будто бы он прожит, наш главный полдень на земле! Варшава, мальчики твои прически модные ерошат, но тянется одна сплошная раздумья складка на челе. Трясутся дрожки. Ночь плывет. Я еду Краковским Предместьем, Я захожу во мрак кавярни, где пани странная поет, где мак червонный вновь цветет уже иной любви предвестьем… Я еду Краковским Предместьем. Трясутся дрожки. Ночь плывет.